подобным людям. И не зря. Деньги оказывают разлагающее влияние, как только ты начинаешь к ним привыкать, и вы, мистер Пуаро, тому доказательство.
Пуаро даже не мог припомнить, когда кто-то в последний раз говорил ему столь неприятные вещи, несправедливые и глубоко ранящие.
– Я всю жизнь работаю ради всеобщего блага и защиты невиновных и – да! – людей, которых несправедливо обвиняли в преступлении. К числу этих людей принадлежите и вы, мсье. И вот теперь вы приходите ко мне и столь же несправедливо меня обвиняете. Я невиновен: я не писал и не посылал вам письма, в котором говорится, что вы кого-то убили. Я не знаю, кто такой Барнабас Панди. Ни мертвый ни живой. Но здесь то, что нас с вами объединяет, заканчивается, поскольку, когда вы настаиваете на своей непричастности к преступлению, я слушаю. Я думаю: «Этот человек может говорить правду». Поскольку когда…
– Избавьте меня от красивых слов, – снова перебил его Мак-Кродден. – Если вы воображаете, что я поверю вашей ослепительной риторике больше, чем верю деньгам, репутации или другим вещам, к коим с уважением относится мой отец, вы глубоко заблуждаетесь. Ну а теперь, когда Роланд-Веревка, вне всякого сомнения, потребует от вас отчета относительно моей реакции на его грязные интриги, пожалуйста, скажите ему: я не участвую. Я никогда не слышал о Барнабасе Панди, никого не убивал и мне нечего бояться. И у меня достаточно веры в законы нашей страны, чтобы меня не повесили за преступление, которого я не совершал.
– Вы считаете, ваш отец хочет, чтобы вас повесили?
– Я не знаю. Такое возможно. Я всегда думал, что, если у отца закончатся виновные, которых можно отправить на виселицу, он обратит свое внимание на невиновных и сделает вид, что они преступники – как в суде, так и в собственном мозгу. Все, что угодно, чтобы удовлетворить жажду крови, человеческой крови.
– Это удивительное обвинение, мсье, и далеко не первое, сделанное вами с того момента, как вы здесь появились.
Отрывистая и холодная манера речи Мак-Кроддена вызвала у Пуаро озноб. Казалось, его неожиданный посетитель хладнокровно излагает неоспоримые факты.
Роланд-Веревка, о котором Пуаро много слышал за последние годы, совсем не походил на того человека, каким его описывал сын. Да, он всячески поддерживал смертную казнь для виновных – немного слишком энергично, на вкус Пуаро, ведь некоторые обстоятельства требуют осмотрительности, – но Пуаро подозревал, что Мак-Кродден-старший сам бы пришел в ужас от перспективы казни ни в чем не повинного человека. И если посетитель действительно его сын…
– Мсье, за всю свою жизнь я не встречал отца, который бы стремился отправить на эшафот собственного сына, обвиняя его в убийстве, которого тот не совершал.
– О нет, вы ошибаетесь, – тут же отреагировал Мак-Кродден. – Несмотря на ваши протесты, я знаю, что вы встречали моего отца и объединились с ним, чтобы выдвинуть против меня обвинение. Так вот, можете передать моему дорогому отцу, что я перестал его ненавидеть. Теперь, когда я вижу, как низко он пал,
