связь времен и в эту опасную брешь грозит хлынуть поток случайных людей, маскирующих под маркой «новопоэзия» мертвую графоманию.
Как в этой бурлящей словесной дрожжевой массе не пропустить новорожденный талант и, наоборот, не раздать преждевременные авансы молодым дарованиям только потому, что они блестят, мелькают, поднятые на волну каналами ТВ и другими СМИ, а по сути своей – обычные пустоцветы – flos sterilis – бесплодные цветы поэзии?
Как правило, те, в ком теплится божья искра, скромны, внутренне сосредоточенны и молчаливы, они отойдут в сторону, уступив дорогу шумным и крикливым позерам, жаждущим скороспелых успехов.
Разобраться бы отцам современной поэзии, на чем базируется творчество новомодных поэтов, каковы истоки их вдохновения, кто из них милостью божией Поэт, а кто искусно фальшивит, активно отталкивая настоящие таланты и занимая чужие места. Недаром в словах «искусство» и «искушение» один корень.
В наши дни в молодой поэзии наблюдается повальная увлеченность «мудрагелiстасцю». Сюда же можно отнести литературную скудность языка, стилистическую неряшливость, слабые филологические знания, отсутствие богатой метафоричности.
Правда, по своему убеждению или заблуждению в силу возраста, новомодные творцы изо всех сил пытаются выжить из поэзии ясный и живой язык. Их стихосложение поражает своей натужной выспренностью, новаторскими экспериментами со словом и отсутствием поэтики. Извечные споры между опытными и молодыми поэтами – вечные «отцы и дети».
Когда-то я знала одного художника: он был лохмат, бедно одет, жил на сухарях. Может, оттого он как-то нездорово реагировал на всех, кто делал ему замечания.
Художник писал картины густым маслом, красок не жалел. Темы для меня были немного странные, но для него обычные: одинокий венский стул в темной комнате, заросший в углу сада деревенский скворечник-туалет, старое, прогнившее крыльцо, засиженное мухами тусклое оконце и так далее.
Была у всех его картин навязчивая стилистика: сплошь все какое-то скособоченное, кривое, трухлявое, готовое вот-вот рухнуть и развалиться, но с претензией на свой, одинокий и потому особенный, непонятный стиль. Пригласил он как-то меня с мужем на свою выставку, а там все те же знакомые виды: заваленные заборы, редкие плетни, паутина в углах да мышиные дыры в полу. Тоска и мрак.
Муж мой – строитель по профессии, конкретный и обстоятельный человек, далекий от поэтики и творческой богемы управленец, всю жизнь отвечал за качество ГОСТов, СНиПов, комплектность материалов на стройплощадках. Глядя на выставленные картины, он вдруг пришел в волнение и стал с пристальностью ревизора рассматривать работы. Подойдет поближе к картине и громко сокрушается вслух:
– Столько краски лишней пошло, ты только посмотри, в три слоя, никакой экономии!
Художник, наверное, в запале творческого вдохновения безжалостно выдавливал из тюбиков краску, слой за слоем размашисто наносил на холст черные, грязно-чернильные,
