Долго изучает ее лицо.
– Ты знаешь, что произошло?
– Знаю, что Веринджер умер, но умирают все.
– Ты знаешь больше.
Грэйси не отвечает, но заметно нервничает.
– Ты знаешь, что он убит, – говорит Мэйси.
– Я этого не говорила.
– Но знаешь. Я вижу, что знаешь. Откуда? Это только недавно вычислили. Или он тебе сказал? Но мы ему еще не говорили. – Мэйси, не поворачивая головы, стреляет глазами в сторону каньона. При этом он делается так похож на ящерицу, что Джозефу тошно смотреть. Ему совершенно не нравится здесь быть, присутствовать при частном споре могущественной элиты Винка. – Итак, он узнал раньше нас.
– Он тут ни при чем, – нервно бросает Грэйси.
Мистер Мэйси не отвечает.
– Вы же знаете, он видит вещи по-своему, – добавляет она.
– Да, – соглашается Мэйси. – Потому я и решил с ним поговорить. Известно ли ему о приезжей? О той женщине в красной машине.
– Не знаю.
– Она связана с тем, что случилось?
– Сказала же, не знаю!
Он снова косится на каньон, повторяет:
– Он не спит?
Грэйси прикусывает губу, но уступает:
– Проснется. Скоро.
– Как скоро?
Откуда-то из глубины каньона слышится тихий атональный свист, похожий на звук флейты. Мелодии в нем нет – будто кто-то наугад перебирает лады или играет безумец.
– А, – произносит Мэйси, – я пойду к нему.
– Вас не приглашали, – говорит Грэйси.
– Обстоятельства чрезвычайные.
– Но вас не приглашали. Есть правила. Это мой уговор. Исключений не бывает. Разве не так говорил мистер Веринджер?
Мэйси медлит, хмурит брови. Джозефу видно, как он силится придумать обход так долго царивших в Винке правил.
И тут Мэйси осеняет. Он смотрит на Джозефа, что-то мелькает в глубине его глаз, и мужчина начинает тихой монотонной скороговоркой:
– Джозеф Грэдлинг, родился четырнадцатого марта тысяча девятьсот девяносто седьмого. Родители: Эйлин и Марк. Епископальная церковь. Хорошо учишься по математике. Плохо учишься по английскому. Иногда ночами ты садишься на кровати и смотришь в окно, хотя знаешь, что нельзя. Иногда, засыпая потом, ты видишь во сне черную башню на зеленом поле и голубой огонь наверху башни. У этого огня кто-то стоит. Но ты не знаешь кто и не можешь рассмотреть.
– Хватит, – говорит Грэйси.
– Тебе не нравится здесь, в Винке. Ты нахальный, самоуверенный. Любишь поговорить, задавать вопросы. Тебе мало заниматься своими делами. Ты любишь нарушать границы, делать, чего нельзя, зная, что нельзя.
– Перестаньте! – говорит Грэйси.
– Я знаю тебя, Джозеф Грэдлинг. Когда ты сегодня вылезал в окно, тебе пришлось приподнять бедро, совсем немного, потому что, когда ты лег животом на подоконник, почувствовал, что пенис вздергивается, переполнившись кровью,
