в первую палату. Большая комната, у одной стены – четыре кровати, у другой – пять, впритык.
На кровати у окна всхлипывала молодая женщина, почти девочка. Наркоз действовал на нее тяжело, она вырвала прямо на пол. Зрелище было не из приятных.
Алла Сергеевна застелила постель, хотела было выложить кое-что на тумбочку рядом с кроватью.
– Нет-нет, эта тумбочка моя! – женщина в морщинках с большим животом (беременная в таком возрасте?), прихрамывая, спешно перетаскивала постель на освободившееся место у стены, где между кроватями стояла тумбочка.
«Ну вот они – амбиции, характеры…» – подумала Алла Сергеевна, перетаскивая сумку с принадлежностями к дальней стене у окна, где в ряд стояли три тумбочки.
Вид из окна был довольно уныл: напротив такие же корпуса больницы, в окнах с тусклым освещением передвигались фигурки людей – из палаты в туалет и обратно. Внизу больничный скучный двор, укрытый снегом. И лишь многоэтажки вдали ярко светились окнами, там была совсем другая жизнь. Но эта жизнь казалась сейчас такой далекой…
Она достала журнал, но не читалось, невольно прислушивалась к разговору.
Соседок было пять: две женщины – Марина и Ирина – были ее возраста, то есть за пятьдесят, две – Люба и Нина – постарше и одна совсем молоденькая – та, что всхлипывала, явно азиатской национальности. Теперь она тихо лежала на кровати, свернувшись клубочком, лишь на лице застыло горестное выражение.
Женщины говорили на волнующую Аллу Сергеевну тему – о предстоящей операции. Теперь она знала, что госпитализация обычно длится три дня: первый день – подготовка (перед операцией ты не должен есть и пить 12 часов), на второй день – операция и «отходняк», а на третий – выписка.
Страх неизвестности, нервозность не отступали ни на шаг. Алла Сергеевна даже читать не могла. Ночью три женщины на противоположной стороне дружно храпели: баба Люба тихонько посвистывала, энергичная Ирина, преподавательница вуза, – похрапывала в средней шумовой категории, но весьма музыкально, на все рулады, третья – продавец Марина – храпела громко, напористо. Если сравнить с инструментами, то получалось – флейта, кларнет и труба.
Утром та, что была в этом ансамбле храпунов кларнетом, виновато оправдывалась, что у нее аллергия, забит нос, а так она вообще не храпит…
– Да ладно вам, здесь же не курорт… – успокоила их Нина, та, что ходила как утка и не дала Алле Сергеевне тумбочку, отчего Алла Сергеевна ее побаивалась, раскладывая все на кровати – телефон, журнал, блокнот.
Даже здесь, в больнице, проявлялся характер человека. Жизнелюбивая Марина, которая боялась наркоза больше всех, забалагурила, как только ее привезли после операции, длящейся 15 минут, и свалили на кровать, как снопик, перевалив с живота на спину.
– Ой, девки, я, кажется, жива. Круто, как в «Диснейленде» побывала! Как будто на горках
