style="font-size:15px;"> – Конечно, я так не думаю. Благодаря тебе я прошла хорошую школу и твердо усвоила: наше главное предназначение – мучиться. Ты вбила мне это в голову…
– Вы уже выбрали? – спросила подошедшая официантка.
Камилла готова была расцеловать ее.
Ее мать разложила на столе таблетки и начала их пересчитывать.
– Не надоело травить себя всем этим дерьмом?
– Не говори о том, чего не понимаешь. Не будь этих лекарств, я бы давно отправилась в мир иной…
– Почему ты так в этом уверена? Какого черта никогда не снимаешь эти жуткие очки? Здесь вроде солнца нет…
– Мне так удобнее. В очках я вижу мир в его истинном свете…
Камилла улыбнулась и похлопала мать по руке. Иначе пришлось бы вцепиться ей в глотку и придушить.
Мать перестала хмуриться, немного поныла, пожаловалась на одиночество, спину, глупость коллег и неудобство кооперативов. Ела она с аппетитом и сделала недовольное лицо, когда дочь заказала еще одну кружку пива.
– Ты слишком много пьешь.
– Что да, то да! Давай чокнемся! За то, что ты в кои-то веки не говоришь глупостей…
– Ты никогда меня не навещаешь…
– Да ну? А что я, по-твоему, здесь делаю?
– Последнее слово всегда должно оставаться за тобой, да? Ты копия отец…
Камилла напряглась.
– Ну да, конечно! Не любишь, когда я говорю о нем, верно? – торжествующе воскликнула Фок-старшая.
– Прошу тебя, мама… Не продолжай…
– Я говорю о чем хочу. Не будешь доедать?
– Нет.
Мать неодобрительно покачала головой.
– Посмотри на себя… Похожа на скелет… Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь на тебя польстился…
– Мама…
– Что «мама»? Конечно, я беспокоюсь о тебе, детей рожают не для того, чтобы смотреть, как они гибнут!
– А ты, мама, зачем меня родила?
Не успев договорить фразу до конца, Камилла поняла, что зашла слишком далеко и сейчас получит по полной программе – мать разыграет «сцену № 8». Этот номер не предполагал импровизаций, он был давно отрепетирован и исполнялся многократно: эмоциональный шантаж, крокодиловы слезы и угроза покончить с собой. Порядок произвольный.
Мать плакала, укоряла дочь за то, что та ее бросила, как сделал пятнадцатью годами раньше ее отец, называла бессердечной, восклицая, что жить ей незачем.
– Скажи мне, зачем, ну зачем я живу?
Камилла свертывала себе сигарету.
– Ты меня слышала?
– Да.
– Ну и?
– Спасибо, дорогая, благодарю от всего сердца. Ответ более чем ясный…
Она шмыгнула носом, положила на стол два ресторанных талона и ушла.
Главное – сохранять спокойствие, стремительный уход всегда был апофеозом, занавесом «сцены № 8».
