отнималась, но всё же функционировала. За долгие годы службы я научился абстрагироваться от телесной боли. Вскоре повреждённая конечность перестала беспокоить.
Нервный импульс потух.
– Меня слышит кто-нибудь?! – что было силы закричал я. – Ау!
Никто не отвечал. Ни малейшего звука. Неужели опоздал? Нет! Нельзя допустить, чтобы их не стало! Всматриваясь в непроглядную тьму, я выискивал ленты. Хоть одна или две должны были зацепить зрение. Сканируя квартиры одну за другой, я натыкался на пустоту. Где же вы, малыши? Где вы?
Голоса пожарных, как и вопли спасающихся, оставались за спиной. Дальше путь был отрезан завесой огня, которая с радостным треском поглощала тело дома. Они там, где-то в толще пылающей стены, которая скрывает ещё живую дверь. Дверь, которая не даёт огню проникнуть внутрь и убить две маленькие жизни. Увидев перед собой бушующую стихию, я понял, что никто не осмелиться зайти туда. Пожарным остаётся лишь пробраться к малюткам снаружи. Но на такой высоте это может оказаться куда сложнее, чем кажется.
Меня никто не остановил и не крикнул в спину: «Стой! Ты куда? Погибнешь же!». Никто не подошёл сзади и не одёрнул в сторону, когда я шагнул вперёд. Моё тело охватил не жар, нет! Его сковал жгучий холод. Огненные языки облизывали меня со всех сторон, захватывая сердце в тиски. Ещё мгновение и потеряю сознание. В таком случае малышей ждёт та же участь, только куда более болезненная и страшная. Наверняка, спасаясь, они прыгнут вниз. Это неизбежно. Инстинкт самосохранения сделает непростой выбор. Будет ли внизу спасительный батут? Увидят ли пожарный сквозь дымовую завесу двух маленьких людей? Что если они задохнутся от угарного газа?
Есть!!! Сквозь красное пламя я вдруг различил две тонкие розовые ленты. Это означало одно. Малютки ещё живы! Схватившись за ручку, я прошёл СКВОЗЬ дверь. Внутри огня не было, густой дым полностью закрывал обзор и если бы на моём месте был кто-то другой, то непременно дезориентировался бы в пространстве. Но не я! Я уже совершенно чётко видел, как два плачущих ребёнка затаились на подоконнике. К моему ужасу, они уже не кричали. Их родители лежали на полу. Жизни не было. Но не у малышей. Приблизившись, я обнаружил, что мальчик лет трёх-четырёх в сознании, но его заплаканное лицо было настолько измотанным бесконечными криками и мольбами о помощи, что он мог только дышать. Очень слабо дышать. Его сестра лежала рядом. Глаза плотно прикрыты. Просканировав маленькое тельце, я увидел живое сердце. Оно часто сокращалось, но ритм его ослабевал. Действовать нужно было молниеносно. Дышать было невозможно, но я дышал. В непроглядном дыму глаз остро зацепил висевший на стене ковёр. Не думая я сорвал его и бросил на пол, но на пол ничего не упало. Ковёр остался на прежнем месте.
– Мать твою! – выругался я, понимая, что бесценные секунды утекают.
Мне стоило немалых усилий, чтобы материализовать свои действия. Когда пальцы ощутили шероховатость ковра, я понял – удалось. Я заворачивал в него
