вернется, и с Лапшой поквитается, и имущество свое вернет. Но позже, когда будет сытым и отдохнувшим, а пока надо уходить в лес. Волк немного потоптался, сопротивляясь решению человека, затем повернулся и потрусил прочь.
Справа показались знакомые баньки, и Алексей вспомнил, с чего начались его злоключения. «Колдун! – мелькнула мысль. – Надо бы проверить, что с ним. Вряд ли староста собирался выполнить свое обещание, раз планировал избавиться от состоятельного и доверчивого путника».
Небо из угольно-черного стало темно-серым, словно в него плеснули ложку белил. Началась метель, и непроглядный мрак сменился мутной снежной мглой, сквозь которую проступали тени изб и покосившихся заборов. Долгая зимняя ночь уходила. В деревне слышались голоса сонно переругивающихся женщин, скрип колодезного журавля и ленивый лай собак, где-то замычала корова, встречая хозяйку с подойником. Нужно было торопиться, и инстинкт зверя, и здравый смысл требовали немедленно уходить в лес. Но Алексей, плюнув и на то, и на другое, повернул к запомнившейся бане старосты.
Открытая настежь дверь болталась на одной петле. Судя по следам на снегу, народу тут топталось много, но это могли быть и следы стрельцов, вчера вечером тащивших колдуна. Оборотень осторожно подкрался к двери и сунул нос в теплую влажную темноту. Пахло гарью, березовыми вениками, мокрым деревом и еще чем-то резким, возможно, щелоком, который использовали вместо мыла. Колдуна там не было, хоть его чуть заметный запах Алексею все же удалось уловить. Если старик там и находился, то недолго, а вот куда потом делся, непонятно – то ли сам сбежал, то ли по приказу старосту куда-то увели.
Волк покрутился немного, а затем, посмотрев на светлеющее небо, решительно побежал к лесу. Старика Алексею, конечно, было жалко, но не настолько, чтобы вот прямо сейчас кинуться на его поиски. И так из-за этого колдуна он вляпался в неприятную историю, которая еще неизвестно, чем может обернуться. Мысли об исчезнувшем колдуне быстро выветрились из головы – думать о чем-либо, кроме еды, стало совершенно не возможно. Жрать хотелось так, что Алексей даже позабыл о слабости.
Лес встретил тишиной и особым сонным покоем, который бывает только зимой, когда деревья спят, скованные морозом. В зимнем лесу человек попадает в колдовские сети Зимы-Мораны, ступает осторожно и даже говорить старается шепотом, чтобы не потревожить этот сон, так похожий на смерть.
Покрутившись между тонкими осинками с обглоданной зайцами корой, волк поймал самую свежую ниточку знакомого запаха и чуть не захлебнулся слюной. Больше ничего не существовало, ни деревни, ни старосты, ни старика-колдуна, только этот упоительный аромат добычи и азарт погони. Заяц путал следы, но оборотень не поддался на хитрость, срезая замысловатые петли, и быстро нагнал зверька. Прыжок – и теплое, еще живое тельце бьется в зубах, а в пасть течет такая вкусная, сладкая, живительная кровь.
Первого зайца Алексей сожрал целиком, вместе с костями и шкурой,
