кладут их на телегу и с гиканьем уходят, погоняя коней. Настасья Петровична бежит следом, плачет. Крестьяне тоже бегут вслед за богатырями и грозят им кулаками. Гости продолжают есть.
МИХАИЛ ПОТЫК.
По-тихому дружиннички собрались.
Со дворов всё, что смогли, прибрали:
кур, свиней да пшена в дорогу,
в общем, с каждой хаты понемногу.
МУЖИКИ.
Крестьяне, конечно же, матерились.
ЧУРИЛО ПЛЕНКОВИЧ.
На недоброе отношение богатыри дивились.
Но ту злобу мужичью волчью
терпели молча,
уводя телка последнего с сарая.
МИХАИЛ ПОТЫК.
Что поделаешь, доля плохая
у былинных детин могучих.
ЧУРИЛО ПЛЕНКОВИЧ.
И на обещания, мол, жить будете круче!
Селяне не реагировали.
Вздохнули богатыри и двинули
на севера холодные.
МИХАИЛ ПОТЫК.
Одно радовало, шли не голодные.
Хорошо ли, худо шли, расскажем далее.
Картина четвёртая
Густой лес, полянка.
Шесть богатырей /нет Микулы Селяновича/ развалились на полянке, обедают. Баба на краю сцены садится на пенёчек. Микула Селянович ходит кругами по сцене с обозом с едой.
МИКУЛА СЕЛЯНОВИЧ.
Марш-бросок вроде не до Израиля,
но всё же,
прокорми-ка эти рожи!
Поэтому Микула Селянович, аграрий,
по харе каждому вдарил
и на котомки богатырские навесил
стопудовые замочки,
а с вином бочки
за пазуху смело засунул
и впереди дружинушки двинул.
СВЯТОГОР.
Нет, Микулушка, конечно, не тиран:
ежедневно он к обеду был пьян
и спал под берёзкою крепко,
а его дружина обедала,
так как ключик легко доставался.
БАБА.
А как Селянович просыпался,
так всё начинал сначала.
Замочки пудовые закрывал он,
с вином бочки кидал за пазуху
и вперёд ускакивал,
конским хвостом размахивал.
На милю вперёд бежал.
МИКУЛА СЕЛЯНОВИЧ.
Эй, могол там не скакал?
БАБА.
Бачил.
А богатыри судачат.
ЧУРИЛО ПЛЕНКОВИЧ.
Вроде Муромец Илья
воеводой был всегда?
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ.
История – дело тонкое.
Сегодня ты на коне, а завтра звонкие
кандалы на ноженьках, цепи.
ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ.
