Люблю тя. – Он запечатлевает на моей щеке поцелуй и исчезает в коридоре.
А я снова включаю Джеки Хуарес.
Вообще-то в жизни она раньше была куда более симпатичной, а сейчас просто невозможно понять, что с ней произошло: то ли она успела так пополнеть после института, то ли телекамера прибавляет ей пресловутые десять фунтов. Слой профессионального грима и тщательно уложенные волосы делают Джеки какой-то усталой, словно все эти минувшие двадцать лет гнева постепенно отпечатывались у нее на лице, прокладывая тут морщину, там тень.
Я догрызаю последний ломтик «Дорито», слизываю с пальцев соль, затем закрываю пакет и отставляю его подальше от себя.
А Джеки все смотрит прямо на меня своими холодными глазами, которые ничуть не переменились. И взгляд у нее обвиняющий.
Не нужны мне ее обвинения! Они и двадцать лет назад не были мне нужны, и теперь тоже, но я хорошо помню тот день, когда они начались. Именно с того дня наша с Джеки дружба и стала постепенно сходить на нет.
– Ты ведь пойдешь на митинг, Джин? – Джеки стояла – без бюстгальтера, на лице ни капли косметики – в дверях моей комнаты, а я валялась на диване, обложившись доброй половиной всех имевшихся в университетской библиотеке книг по нейролингвистике.
– Не могу. Времени нет.
– Да ты что, совсем охренела? Этот митинг куда важней каких-то дурацких исследований по проблемам афазии. Может, тебе все-таки стоит сосредоточиться на людях, которые существуют рядом с тобой?
Я задумчиво смотрела на нее, слегка склонив голову к правому плечу в неком молчаливом вопросе.
– Ну, ладно. Ладно. – Она подняла руки вверх. – Люди с афазией тоже существуют с нами рядом. Извини. Я просто пытаюсь тебе объяснить: та штука, что происходит сейчас с Верховным судом, это ведь и есть наше сейчас. – Джеки всегда называла всевозможные политические события – выборы, номинации, конфирмации, выступления, да все, что угодно, – «штуками» или «штуковинами». Эта штука с Верховным судом. Его выступление – это такая штуковина… Вся эта штуковина с выборами. Иногда меня это просто в бешенство приводило. По-моему, ей, социолингвисту, стоило бы все-таки потратить иной раз полчасика и немного поработать над собственным словарем.
– Ну, так или иначе, – сказала она, – а я в любом случае туда пойду. Можешь потом сказать мне спасибо, если Сенат подтвердит присутствие Грейс Марри в своих рядах. Кстати, если тебе интересно, то она сейчас в Сенате единственная женщина. – И Джеки вновь принялась рассуждать о том, какую «штуку» учудили «эти гребаные умники-женоненавистники на слушаниях два года назад».
– Спасибо, Джеки, все это очень интересно. – Я не сумела скрыть ядовитую усмешку.
Но Джеки и не думала улыбаться.
– Ну, ладно, ты права. – Я отпихнула от себя толстую тетрадь с конспектами, а карандаш воткнула в основание своего «конского хвоста». – Но, может, теперь ты все-таки наконец уйдешь и дашь мне, черт возьми, позаниматься?
