в свои мундиры… Один мой знакомый генерал-лейтенант Г-н, увидев меня комфортабельно восседающим и даже закусывавшим на моем возвышенном месте, прикрытом от солнца высокою стеной собора, воскликнул: "Вот первый раз в жизни я позавидовал положению русского литератора!"»79.
Кстати С.С. Окрейц утверждал, что полицейские и солдаты грабили мертвых и умирающих: «Дело происходило так. Ходынское поле необходимо было очистить: на нем должны были строиться и парадировать войска (порядок торжеств решено было не отменять – прим. автора); государь неизбежно должен был проехать, а тут разбросаны тысячи трупов и лужи крови… Полиция нашлась: соорудили забор и стащили за его стену все остатки кровавой бойни. Раненых увозили прочь. Но между трупами не все были настоящие трупы. Раздавленные еще дышали. Дело делалось наспех; солдаты не церемонились и, по рассказам, не разбирая, валили всех в одну кучу. Страшно даже подумать, что это могло иметь место. "Но что нам было делать!" – говорил мне впоследствии маленький полицейский чин. Это было уже в 1900 г., когда я постоянно жил в Москве. "И вы валили с мертвыми и дышавших еще?" "Заведомо – нет-с. Дышавших отбирали. Ну, а если который совсем был как мертвый, такого, конечно… Времени, сударь, не было; докторов тоже для разбора не командировали. К восьми часам утра площадь приказано было очистить – и очистили-с". Убитые и сложенные в костры были большею частью фабричные и крестьяне. Но в числе их попадались и состоятельные москвичи. Любопытна психология людская. Подарок стоил, по официальной оценке, 1 руб. 80 коп.; собственно он не стоил и половины этих денег. И вот за этим-то ничтожным подарком, ночью, побежали мелкие купцы, ремесленники, домовладельцы и тому подобный обеспеченный люд – и жалко погибли в свалке. Увозили тела на простых ломовых телегах. Когда воз был доверху полон, накрывали несчастливцев окровавленными брезентами и ломовому командовали: "Ну, трогай!" Я с полчаса стоял и глядел на страшную уборку. Пожарные и еще какие-то солдаты хватали труп за ноги и за руки и взбрасывали на телегу, буквально взбрасывали, а не клали. Но при этом неизменно обшаривали карманы. При мне солдат стащил с убитого сапоги. "Это что же? – обратился я к полицеймейстеру. – Ведь здесь идет ограбление мертвых, а вы смотрите и молчите". На меня злобно посмотрели грабители. Окрысился и полицейский чин… "Извольте уходить. Тут вам нечего глядеть. Не послушаетесь – позову казака!" Пришлось уйти, а ограбление мертвых, конечно, продолжалось»80.
Уже находясь в эмиграции во Франции, В.П. Смирнов встретил очевидца данных событий – Митрича – «типичного французского таксиста из русских». В.П. Смирнов описал его так: «Носит котелок и изъясняется – правда, с трудом – по-французски. Отец его был извозчиком. И дед был извозчиком. И прадед – тоже. Родился в районе Рогожской заставы. Сам Митрич был извозчиком до революции. Потом забрили его в солдаты по второму разряду, и с обозами Экспедиционного корпуса он оказался во Франции, защищал от "бошей" (от немцев – прим. автора) Париж
Окрейц С.С. Листки из записной тетради // Ист. вестник. СПб., 1911. Т. 124. С. 437.
Окрейц С.С. Листки из записной тетради // Ист. вестник. СПб., 1911. Т. 124. С. 444.
