мешающей соединению с сакральным центром и требующей особого усилия в преодолении, по терминологии В.Н. Топорова, «границы-перехода». На конечном же этапе герой уже испытает ситуацию воскрешения, и причиной этому станет не его миссионерская деятельность, а неосознанное подвижничество дикаря-тунгуза, возвратившего его, как Лазаря, к жизни. Постепенно Сибирь открывается для писателя как новое этноконфессиональное пространство, и он вводит в русский контекст еще одну формулу, закрепленную в национальном культурном сознании: Сибири как «края», но «края света». Таким образом, в мировоззренческой системе Лескова сохраняется привычная амбивалентность по отношению к сибирскому хронотопу, но с резким сломом устоявшихся понятий, и именно экзистенциальная природа сибирской границы как феномена сознания определяет характер ее семиотизации. Формирование сибирского дискурса продолжится и в позднем творчестве Лескова, в его рассказах-очерках 90-х гг.: «Сибирские картинки XVIII века», «Юдоль», «О квакереях», «Вдохновенные бродяги» (удалецкие «скаски»), «Продукт природы».
Значимым вкладом в формирование «сибирского текста» станет творчество В.Г. Короленко, развивающееся с начала 80-х гг. В записных книжках, дорожном дневнике, письмах периода якутской ссылки, сибирских очерках и рассказах писатель вырабатывает свою формулу Сибири как «настоящего складочного места российской драмы». Феномен русского странничества и бродяжничества, постигавшийся его творческим сознанием, оказался важным для жанра этнографического очерка. Излюбленным персонажем в нем предстает бродяга, беглый каторжник, поведение которого превращается в своеобразный жизненный жест. Важно, что писатель, вошедший в большой литературный ряд, никогда не потеряет под собой так называемую региональную почву. Философско-религиозные раздумья в постсибирский период творчества Короленко, выраженные в его дневниках, письмах, рассказах, приведут к значимой смене нарративных стратегий, когда он начнет говорить языком мифа, сказки, притчи.
Г.И. Успенский, предпринявший добровольную поездку в Сибирь, воспринимает ее поначалу как крест, движение в сторону ада, который должен пройти каждый человек. Но при этом у него произойдет и принципиальное столкновение-конфликт «книжного» представления о Сибири и собственного «открытия» места. Основной лейтмотив в сформировавшемся образе Сибири – устойчивое описание ее как страны негостеприимной, угрюмой, опасной, узилища для каторжников. Сибирская формула писателя – «виноватая Россия» – выразится не только в главном творческом итоге путешествия – цикле «Поездка к переселенцам», – но буквально «пронзит» все его дорожные записи, письма с дороги.
А.П. Чехов по пути на каторжный остров Сахалин неожиданно откроет для себя Сибирь как особое пространство, что приведет и к перевороту привычного понятия Восток – Запад, «свое» – «чужое». Путешествие писателя в итоге обусловит важную смену позиций как в творческом, так и мировоззренческом
