возбуждение. Он попытался отстранить девушку. Куртка на Наташе была расстегнута, и рука Макса случайно коснулась груди, прикрытой лишь тонкой водолазкой. Подгорный попытался отдернуть руку, но не успел – Наташа мгновенно с силой прижала ее к своей груди.
– Мы сейчас во что-нибудь врежемся и все веселье закончится, – Макс с трудом освободил руку.
– Тогда не отвлекайся от дороги.
Наташа еще раз поцеловала Макса в правое ухо, а затем пальцы девушки скользнули к застежке его брюк. Подгорный попытался убрать Наташину руку, в итоге ситуация получилась патовая. Наташа через ткань сильно сжимала его член, а Макс в свою очередь сжимал руку Наташи. Пережатая брюками, уже налитая кровью мужская плоть рвалась наружу. Макс убрал руку на руль и почувствовал облечение, когда Наташа наконец смогла расстегнуть ему молнию.
Они сворачивали на Ломоносовский проспект, когда Макс кончил.
Припарковавшись у дома, Подгорный некоторое время сидел неподвижно, глядя на довольную собой Наташу. Девушка тоже молчала, в темноте блестели ее глаза. Она пристально смотрела на Макса и улыбалась ему. В улыбке не было и следа былой насмешки.
– Зачем тебе все это? – наконец нарушил затянувшееся молчание Подгорный.
– Все обязательно должно быть зачем-то? – тихо в свою очередь спросила Наташа. Нотки грусти проскользнули в ее голосе. – Ты слишком много думаешь. Тебе же сейчас было хорошо? А хорошо не обязательно должно быть «зачем». Хорошо может быть просто так. Главное, не делать никому зла. Но мы же не сделали никому плохо, мы только сделали хорошо себе. И потом, ты ведь сам захотел всего этого.
– Я? – искренне изумился Подгорный.
– Да, ты, – убежденно ответила Наташа, – еще в тот момент, когда подсел ко мне в библиотеке. Ты уже тогда знал, что все кончится именно так. Ты только об этом не хотел думать, или боялся. А уж когда ты согласился повезти меня в ресторан, ты окончательно убил все другие варианты.
Макс ничего не ответил. Он задумчиво крутил обручальное кольцо на безымянном пальце. Наташа осторожно коснулась кольца, провела пальцем по руке. От ее прикосновения по коже побежали мурашки.
– Только не надо никому ничего говорить, Максим. Тогда никому не будет больно. Тогда не будет никакого «зачем?», – она немного помедлила, – папа тоже не должен ничего знать.
Хотя в машине было тепло, девушка зябко поежилась.
– Отведи меня в дом. Я не хочу сидеть всю ночь в этой колымаге.
Войдя в квартиру, Наташа сбросила с себя куртку, кое-как разулась и, не спрашивая разрешения у хозяина, надолго заперлась в ванной.
Макс прошел на кухню, налил себе немного виски. Затем вернулся в гостиную, и, усевшись в огромное кожаное кресло, когда-то давно купленное еще его отцом, включил телевизор. Как всегда, вечером в субботу, все центральные каналы показывали полную чушь. Подгорный некоторое время понажимал кнопки пульта, затем, окончательно отчаявшись найти
