нежелательными любые сближения его наследия с новым искусством. В романе «Александр I» писатель развил свою концепцию «придворной литературы», воплотив ее в образе Жуковского. Для этого Мережков-скому пришлось очистить образ поэта от всех других, «лишних» деталей его биографии и мировоззрения. Подобные примеры демонстрируют единство литературной критики и романного творчества Мережковского: ключевые тезисы своих литературно-критических статей он разворачивает и комментирует в художественной прозе. Рядом с дискредитированными в статье «Две тайны русской поэзии» поэтами становятся в романе «Александр I» и другие литераторы-«царедворцы», в частности бесспорный классик Крылов:
На своем обычном месте, поближе к печке, сидит баснописец Крылов. <…> Руки уперлись в колени, потому что уже не сходятся на брюхе; рот слегка перекошен от бывшего два года назад удара; лицо жирное, белое, расползшееся, как опара в квашне, ничего не выражающее, разве только, – что жареного гуся с груздями за обедом объелся и ожидает поросенка под хреном к ужину, несмотря на Великий пост <…>. А подойдет к нему сановник в золотом шитье: «как ваше драгоценное, Иван Андреевич?» – и дремоты как не бывало: вскочит вдруг с косолапою ловкостью, легкостью медведя под барабан танцующего на ярмарке, изогнется весь, рассыпаясь в учтивостях, – вот-вот в плечико его превосходительство чмокнет. Потом опять завалится – дремлет (VI. 164–165).
Современники Мережковского приняли новый роман неоднозначно. В критике начала 1910-х гг. часто отмечались исторические неточности и откровенные ошибки писателя. Отношение большинства читателей и критиков к трактовке образов русских поэтов в романе выразил Б. Садовской, красноречиво назвав свою рецензию «Оклеветанные тени». В числе прочего критик отметил следующие факты несоответствия исторической правде:
Описывается баснописец Крылов «в поношенном фраке с потускневшею орденскою звездой». Дело происходит в 1824 году, а звезду (Станислава 2-й степени) пожаловал Крылову император Николай Павлович только в 1838 году при праздновании баснописцем своего пятидесятилетнего юбилея.
Известный поэт Ю.А. Нелединский-Мелецкий никогда «князем» не был.
М.Е. Лобанова звали Михаил Евстафьевич, а не Eвграфович, как называет его г. Мережковский.
Князь П.А. Вяземский в 1824 году приводит слова Пушкина «черт меня догадал родиться в России с душою и с талантом», сказанные Пушкиным на двенадцать лет позже, в одном из писем к жене.
Булгарин говорит: «я не трус, а только двух вещей на свете боюсь: синей куртки жандармской да тантиной красной юбки». Повидимому, автору неизвестно, что жандармов в России при Александре I не было и что жандармский корпус учрежден был Николаем Павловичем в декабре 1826 года.
Императрица Елисавета Алексеевна, обращаясь к Жуковскому, называет его «ваше превосходительство», тогда как этот титул поэтом был получен гораздо позже. «Словечко» о Жуковском – «славный был покойник, дай Бог ему царство небесное» – не Вяземскому
