и языка.
Или возьмем в сравнении фрагменты философских размышлений о языке и речи. Вот, например, максима 38 из знаменитых «Афоризмов житейской мудрости» А. Шопенгауэра, которая гласит: «Не оспаривай ничьих мнений, – помни, что если бы мы захотели разубедить кого-либо во всех нелепостях, в какие он верит, то можно было бы дожить до Мафусаиловых лет, не добившись этого.
Надо также воздерживаться в разговоре от всех, хотя бы самых доброжелательных, поправок: ибо задеть людей легко, исправить же трудно, если не невозможно.
Когда какой-нибудь нелепый разговор, при котором нам случится присутствовать, начинает раздражать нас, мы должны представить себе, что перед нами разыгрывается комическая сцена между двумя дураками. Это испытаннейшее средство. Кто явился в мире, чтобы серьезно наставлять его в важнейших вопросах, тот может почитать себя счастливым, если ему удастся уйти целым и невредимым» [Шопенгауэр 1993: 337]. Содержание этой максимы А. Шопенгауэра целиком относится к области культуры речи (культуры речевого общения) или, если угодно, к области практической риторики, но не экстраполируется в лингвоэкологический контекст.
Иное дело – воспоминания И. А. Ильина о послереволюционном юморе в Советской России: «Кто из нас не помнит этого неистощимого, отчаянного юмора, которым русские люди пытались преодолеть безумие и лишения первых лет. <…> Из уст в уста передавались хлесткие частушки: ходила по рукам бойкая “поэма”: “Маркс в России”, кончавшаяся тем, что Маркс публично плевал своему огромному памятнику в лицо; и самая смерть обозначалась словами “сыграть в ящик”… Отовсюду подмигивал людям юмор висельника…» [Ильин 1993: 220]. Это наблюдение И. А. Ильина имеет лингвоэкологическую составляющую, так как содержит информацию об изменении в лексико-фразеологическом составе выразительных средств русского языка, причем таком, которое закрепилось в его системе (см., напр., фразеологический оборот «в ящик сыграть» в [Большой словарь… 2004: 753]).
Таким образом, если культура речи сосредоточивает свое внимание на вопросах языковой нормы, оптимальной организации речи, ее коммуникативной эффективности и соответствующих компетенциях языковой личности, то лингвоэкология – на условиях и факторах благоприятного или неблагоприятного существования и развития языка как сложной полифункциональной системы и языкового сознания его носителей.
Основание для включения языкового сознания в компетенцию лингвоэкологии можно усмотреть в философских сочинениях, например, в таком утверждении: «Сознание и язык – две важнейшие составляющие человеческой личности, которые могут быть раскрыты только через познание друг друга, так как одно определяет развитие и существование другого. И все теории языка так или иначе проливают свет на развитие сознания, становление которого происходит в языке и благодаря языку. <…> Изучая воздействие языка на мышление, можно сказать, что как язык вызывается мышлением, так и
