а жена его так хороша собою». А Протасов со вздохом отмечал, что после свадьбы великий князь «отстал нечувствительно от всякого рода упражнений… от всякого прочного умствования».
Придворное окружение внушило Александру, что теперь, после женитьбы, он вполне может располагать собой, и великий князь самозабвенно упивался своей независимостью и самостоятельностью: сверх меры шалил с братом и парикмахером Романом, ездил на вахтпарады к отцу в Гатчину, молодецки пил вино и с удовольствием отбросил прежнюю учтивость в обращении с женой. Вид Протасова нагонял на него скуку, и Александр убегал от него в уборную Елизаветы Алексеевны, куда наставник не мог за ним следовать. Единственный учитель, который еще кое-как продолжал с ним занятия, был Лагарп. Но и он со дня на день ожидал своего увольнения.
IV
Алкивиад… мог подражать в равной мере как хорошим, так и плохим обычаям. Так, в Спарте он занимался гимнастикой, был прост и серьезен, в Ионии – изнежен, предан удовольствиям и легкомыслию…
Плутарх «Сравнительные жизнеописания»
Когда-то, в пору своей молодости, Екатерина II писала: «На этом свете препятствия созданы для того, чтобы достойные люди их уничтожали и тем умножали свою репутацию». Этому правилу она с неутомимой энергией следовала всю свою жизнь, и теперь, в конце 1793 года, намеревалась уничтожить последнее препятствие – отстранить цесаревича Павла Петровича от престола.
Обстоятельства благоприятствовали этому намерению: закон Петра I 1722 года о престолонаследии разрешал государю самому назначать себе преемников и отрешать от трона наследников. Закон этот, явившийся следствием семейной драмы великого преобразователя, как нельзя более соответствовал обстановке, сложившейся в семье самой императрицы. Екатерина, ничего не делавшая на пустом месте, после возвращения из путешествия в Крым приступила к историческому изучению вопроса о престолонаследии: читала петровскую «Правду воли монаршьей» и указы о наследниках престола со времен Екатерины I. Результатом этих занятий стала собственноручная заметка императрицы, из которой видно, что она прямо соотносила дело царевича Алексея со своими отношениями с Павлом.
«Признаться должно, что несчастлив тот родитель, который себя видит принужденным для спасения общего дела отрешить своего отродия. Тут уже совокупляется или совокуплена есть власть самодержавная и родительская. Итак, я почитаю, что премудрый государь Петр I, несомненно, величайшие имел причины отрешить своего неблагодарного, непослушного и неспособного сына. Сей наполнен был против него ненавистью, злобой, ехидной завистью; изыскивал в отцовских делах и поступках в корзине добра пылинку худого, слушал ласкателей, отдаляя от ушей своих истину, и ничем ему не можно было так угодить, как понося и говоря худо о преславном его родителе. Он же сам был лентяй, малодушен, двояк, нетверд, суров, робок, пьян, горяч, упрям, ханжа,
