наверное от одного безбилетника ничего не изменится и бюджет города не оскудеет?
При этом «краем глаза» я следил за своим преследователем.
– Много вас тут таких ходит, – ответила невольная собеседница, – бесплатный проход разрешен только служащим государственных структур и депутатам. Но вы же не депутат?
Интересующий меня персонаж остановился возле информационного стенда и стал внимательно его изучать. Я же в продолжение разговора предположил:
– Да, конечно же на депутата я похож мало, но может быть я являюсь сотрудником силовых ведомств?
– В таком случае предъявите служебное удостоверение.
Я конечно же мог показать ей Федеральные корочки, но в мои планы входило не это. Цель была достигнута, я убедился и отчетливо теперь понимал, что у меня появился клиент на аудиенцию. Поэтому, не желая продолжать более бесполезный разговор, я вынул из кармана припасенный заранее жетон, вставил его – куда положено вставлять – и беспрепятственно проследовал через турникет.
Спустившись вниз, я прошел вдоль перрона и покинув пределы станции стал углубляться внутрь тоннеля по ходу движения поезда. Пройдя метров двести я заметил служебную дверь, запертую на одну личину. С натренированной ловкостью, с помощью имевшейся при мне всегда отмычке, я отомкнул запор и зашел внутрь комнаты, оказавшейся хранилищем уборочного инвентаря и других необходимых для поддержания чистоты принадлежностей. Размеры помещения были достаточными, чтобы спокойно и рассудительно побеседовать с моим преследователем и обстоятельно выяснить у него мотивы, побудившие его оказывать мне столь пристальное внимание, а главное уяснить на чьей стороне он работает. Все эти вопросы настолько занимали меня, что прислонив к двери ухо стал ждать, когда же мимо пройдет прицепившийся «хвост». Я намеревался в этот же момент распахнуть дверь, резко втащить его внутрь, а уж в дальнейшем подробно и обстоятельно обо всем его расспросить. Как я умел это делать, стоит рассказать особо.
Мои методы ведения допросов отличались своей эффективностью. Я сначала всегда предлагал оппоненту излить душу и облегчить ее чистосердечным признанием, сделав это добровольно без каких-либо принуждений, словно на исповеди. Естественно все наши представители преступного мира были настолько набожными, что считали себя воистину ангелами, спустившимися с небес, что само по себе полностью исключало наличие в их светлых душах, даже намек на отягчение ее каким-либо грехом. Поэтому всегда приходилось доказывать обратное, делать людям больно, а иногда даже – и очень больно, после чего непременно они вспоминали, что оказывается не до такой степени, все они не запятнаны и не безгрешны.
Однако минуты тянулись, но мимо двери никто не проходил. Это начинало меня раздражать, я никак не мог взять в толк причину, такого непонятного мне тактического хода. Я уже стал догадываться, что меня перехитрили, и вслух, для себя, произнес:
