сказать, что я была так уж неправа. Многие из них, обладая достоинством, манерами и красотой, имели такой заносчивый нрав, что больше хотелось врезать им чем-нибудь по башке, чем продолжать разговор.
Но в то же время мне нравилось, что они не грубят, не ругаются и следят за собой.
Были, конечно, и дети бедняков. Разделение между ними и аристократами проходило чёрной чертой. И те, и другие общались исключительно между собой. И те, и другие имели свой, особый язык.
И те, и другие с одинаковым презрением относились ко мне… потому что я была ни то и ни сё. Родители мои не принадлежали к знати, и я не пыталась этого скрывать – ещё не хватало, чтобы кто-нибудь из богатеньких отпрысков, польстившись на то, что других кандидатур в округе нет, решил вступить со мной в династический брак.
Но и бедняки видели, что хоть руки у меня и не такие белые, как у Рейчел, но я явно не привыкла отстаивать свою правоту кулаками и руганью на весь этаж.
Ну и, конечно же, куда больше останавливало и тех, и других то, что я была девочкой. Никто толком не верил, что из меня получится хороший Проводник. У Рейчел её пристрастия были написаны на лбу. К Локлин попросту опасались подходить. А меня упорно считали книжным червём – в том смысле, что все были уверены: я не пойду дальше книг.
Я бы, пожалуй, не стала доказывать никому и ничего, но мне было жутко одиноко здесь теперь, когда меня отделили от подруг – как в первые недели, когда меня только привезли в Башню Слоновой Кости.
В конце концов у меня всё-таки обнаружился один друг. Его звали Густав, и он, так же, как я, не вылезал из книг.
Он никогда не рассказывал о том, кем был до того, как ему пришлось стать колдуном, но на богатых мальчишек не походил.
По большей части мы с ним засиживались в библиотеке до утра, вместе разбирали заклятия и готовили магические эликсиры.
Через год после того, как мы стали друзьями – мне тогда исполнилось шестнадцать – я обнаружила, что он поджидает меня под дверью по утрам перед занятиями, чтобы помочь донести до аудитории забитый фолиантами мешок.
Я не возражала. Никогда не любила носить тяжести, да и просто заниматься физическим трудом.
Всё чаще я ловила на себе его взгляд – немного загадочный и будто бы выжидающий. Но что он значит, понять ещё не могла.
Мне исполнилось восемнадцать, когда я впервые отправилась в город – то была ночь Ястреба, и двенадцать лучших учениц Академии должны были танцевать чаровные пляски перед императором.
Великий Чародей Кавелл отбирал нас. По одной от каждой школы искусств. Не знаю, почему выбрали меня. Я никогда не отличалась особенной красотой лица – наверняка императорский двор видел немало девушек куда лучше меня.
Но представлять факультет Проводников годились только Рейчел и я. Для мальчиков были свои праздники. А выбранные девочки как-никак должны были радовать глаз – то есть Локлин можно было сразу отметать.
Рейчел… полагаю, она казалась им слишком опасной. Но Рейчел не считала так, и всё
