партизанское решение. То, что должно быть занято в любой части мира, это первое кресло перед каждым телевизором. И естественно, кресло лидера группы перед каждым телеэкраном, перед каждым транзистором, каждой страницей газеты. Если вы хотите менее парадоксальной формулировки, можно сказать так: битва за выживание человека как ответственного существа в эру коммуникации не будет выиграна там, где порождается коммуникация, но там, куда она приходит. Я говорю о партизанской войне, потому что парадоксальная и трудная судьба стоит перед нами, – я имею в виду ученых и техников коммуникации».
Он объясняет эти новые возникающие потребности и возможности. Политическая партия может собрать свои группы, чтобы обсудить телевизионный месседж, чтобы изменить значение, которое Источник приписал месседжу. Образовательная организация может обсудить месседж и поменять его значение. Все они имеют силу реинтерпретировать месседж. Он считает, что такие неиндустриальные формы коммуникации и станут вариантом будущей партизанской войны.
В принципе, перед нами вновь повторился интересный переход от акцента на источнике на акцент на получателе. Но это уже начинается не первичный процесс коммуникации, а процессы вторичные. А это уже другой разговор. Эко же видит перед собой действия будущих коммуникационных партизан, которые будут восстанавливать критическое восприятие против пассивного приема. Причем он рассматривает это не как форму будущего еще более жесткого контроля, а как обучение населения контролю месседжа и множеству возможностей его интерпретации.
Нам также представляется, что многие интересные открытия возможны и на пути как определения внушаемости аудитории, так и на пути работы с ее сопротивлением (см., например, сборник по работе с сопротивлением аудитории [8] или о новых направлениях по распознаванию лжи [9]).
Индустриально создаваемой и распространяемой пропаганде также должен найтись контрход. К примеру, на сегодня американская пропаганда все равно проигрывает в умах мусульман пропаганде Аль-Каиды, которая, несомненно, является менее изощренной. Но она более точно отражает картину мира аудитории.
Многое продолжает лежать еще в зоне неосознаваемого воздействия. На наши решения оказывает влияние даже музыка, которая идет как фон. Например, в магазине по продаже вина в некоторые дни играли традиционную французскую музыку, а в отдельные – немецкую. В результате оказалось, что во французские музыкальные дни 77 % покупаемых вин были французские, а в немецкие музыкальные – 73 % немецкие [10–11]. Люди брали вина, которые соответствовали музыке в 3–4 раза чаще. В другом эксперименте классическая музыка вела к покупке более дорогого вина [12]. Такие же эксперименты показали зависимость оценки вина как сильного, утонченного и т. п. в зависимости от играемой в тот момент музыки [13]. Все это позволяет говорить о такой новой прикладной науке, как аудиомаркетинг [14]. Вероятно, в мозгу могут активироваться не только «французскость»
