намного раньше, чем отлетела душа. Последние годы жизни он не помнил уже никого, не узнавал даже близких. Даже если бы я передал ему ваше послание… увы и увы… – испустив горький вздох, он подошел к столу, принялся перебирать лежащие в беспорядке эскизы и книги, фотокарточки, открытки, деловые бумаги. – Помниться, я оставил эту богомерзкую статью где-то здесь, – сказал он.
И Маша внутренне сжалась в комок, как перед ударом.
– Взгляните, – Котарбинский протягивал ей старую измятую и выцветшую газету «Новое время», открыл заложенную статью:
«Декадент, художник Врубель, совсем как отец декадентов Бодлер, спятил с ума…» —
прочла она.
И вздрогнула.
– Подобные вещи случались давно, когда Михаил Александрович еще обитал в Киеве, – сказал Котарбинский. – Друг Праховых, профессор психиатрии Сикорский первым предсказал нам беду. Он сразу узнал печальные признаки надвигающегося безумия… Он сказал, чтоб мы не бередили Михаила Александровича зряшными расспросами о его многочисленных странностях. Взять, к примеру, его случай с отцом…
– Не надо, не надо… я все это знаю! – Маша сама не знала, почему испытала столь резкую боль от до боли знакомых ей фактов, почему импульсивно заткнула уши.
(«Нет, нет, Мише не нужен такой отец!.. не нужен!»)
И все же, с тех пор как она приняла решение закрыть тему Врубеля – тема точно вернулась из небытия и упрямо ходила за ней по пятам, как безумный преследователь. И никакое заявление в полицию с требованием не подходить ближе чем на 200 метров ей не поможет…
Там, во Владимирском соборе, Город не закрыл – он словно открыл перед Машей невидимую дверь нараспашку и ждал: зайдет она в нее или не зайдет?
– Последний вопрос, – голос младшей из Киевиц был сухим и жестким – она не подпустила к глазам закипающих слез. – Вы сказали, что здесь находится призрак убийцы.
– Да. Второй день подряд убийца приходит ко мне.
– И вы написали с убийцы «Дух Бездны»?
– Так и есть…
– Значит, вы знаете Ирину Ипатину, она представилась вам?
– Да, разумеется! Но в данный момент ее нет в моей мастерской. Отныне она совершенно в другом недоступном мне месте.
– Где же?
– Видимо, там, где ее портрет. И боюсь, эта картина таит в себе опасность…
– Опасность? Вашей работой опасно владеть?
– Мне трудно ответить. Но, полагаю, беда случилась с ее бессмертной душой, – произнес художник.
Вильгельм Котарбинский придвинул к себе зеленую папку и показал Маше седьмой, возможно, последний эпизод «Тихой ночи»: туманная дева прижималась к темнокудрому ангелу, оба они летели ввысь по звездному небу.
– Не могу объяснить, – сказал он. – Но ничего подобного уже не случится. Она изменилась. Быть может, сделала что-то ужасное… Но ее душа уже никогда не достигнет небес!
– Екатерина
