Будь здоров.
И стал смотреть в окно. Согбенный, удрученный старик, даже не попрощавшись, вышел на улицу, как&то по-пингвиньи соскочил с крыльца и побрел по метельным сугробам, увязая иногда по колено.
Космач не испытывал ни разочарования, ни жалости, однако тревожное чувство потянуло из дома: чудилось, будто там, в буранной мгле, кто&то зовет его, кричит и просит помощи. Набросив полушубок, он выбежал на крыльцо – нет, вроде бы все спокойно, если не считать свиста и хлопанья ветра да ржания коня в стойле…
Космач работал объездчиком газопровода, конь был хоть и казенный, но избалованный и оттого наглый, попробуй не напоить или сена не дать, когда захочет. Из вредности не один раз изгрызал в прах не только ясли, но и двери, а вырвавшись на волю, жевал все подряд – от белья на веревке до сетей, развешанных для просушки. Но при этом имел экстерьер чистейшего арабского скакуна, ноги тоненькие, копыта стаканчиком, головка маленькая, нервная, все жилы на виду, а как понесется на воле, смолистые, блестящие грива и хвост переливаются на ветру, искрятся – загляденье. А заседлай и сядь верхом – мерин мерином, в рысь не разгонишь, Космач о его круп две плети истрепал, вдоль газопровода все кусты изломал на вицы, хоть застегай его, голову опустит и бредет, словно каторжник. Говорили, что за один внешний вид он несколько лет работал на племзаводе, но когда выяснилось, что и потомство от него ничуть не лучше, то списали и продали в охрану газопровода. Там же за его неумеренную любовь к кобылицам и бродяжничеству на этой почве несколько раз хотели подкастрировать, однако жеребец невероятным образом чувствовал это и накануне срывался в бега.
И все&таки было одно качество положительное, хотя совсем не конское: вместо цепного пса выпускай во двор – чужого почует раньше собак и к дому близко никого не подпустит.
Возможно, потому и прозвище носил собачье – Жулик.
Зимой дорогу вдоль трубопровода не чистили, приходилось обход делать на лыжах и воевать с лесорубами, которые таскали хлысты на тракторах прямо через нитку и где попало. Так что конь отъел себе задницу (скоро в двери не протолкнуть) и все время рвался на волю, но выводить его для проминки без веревки было опасно, все из&за его стремления к воле: бывало, по неделе приходилось искать, и все бесполезно. Обычно Жулик возвращался сам, когда нагуляется, и из&за своей внешней красоты приносил то чужой недоуздок, то веревку на шее или вовсе дробовой заряд в холке.
И все&таки с ним было хорошо, не так одиноко и есть о ком позаботиться…
Сейчас жеребец трубил во всю глотку и барабанил ногами по деревянному полу: в самом деле пить просил или чуял кого&то?..
– Ты что это, Николаич? – Комендант появился внезапно, словно и не уходил. – Испуганный какой&то… Не заболел ли?
– Нет. От твоего признания отойти не могу.
– Я сказал, как было. Так что не обижайся.
– Так ты где служил, что&то я не пойму? На Кубе или стукачом в КГБ?
– Извини,
