Крессида.
– В таком случае, – сдержанно заметила миссис Форрестер, – тебе стоило бы перенести себя куда-нибудь прочь из кухни.
– Нет-нет! – умоляющим голосом взвыл полковник. – Нет, Клу! Нет-нет-нет! Боже мой, вы только посмотрите!
Знайка с Пронырой к этому моменту начали с невыносимым скрипом царапаться в оконное стекло. Трой любила кошек, ей нравилось за ними наблюдать, и она даже в душе пожалела, когда внезапно оба полосатых существа прекратили свое занятие, подняли хвосты трубой, развернулись кругом и исчезли. Крессида тем не менее, зажав уши ладонями, пронзительно заверещала и затопала ногами, словно в некоем экзотическом танце.
– Ничего страшного! – сухо произнес мистер Смит.
Форрестер, со своей стороны, принялся нежно утешать девицу бессвязным рассказом о своем товарище, тоже офицере, который тоже испытывал страшное отвращение к семейству кошачьих, и это отвращение неким таинственным, отнюдь не лучшим для него образом сказалось на блеске и лоске его военной формы. Повествовательный экспромт полковника был крайне мало внятен, однако Крессиду он заставил усесться на стул посреди кухни, удивленно воззриться на опекуна и успокоиться.
– Все это пустяки, – заговорил Хилари с ноткой тихого отчаяния в голосе. – Что ж, продолжим? – Он обернулся к Трой: – Теперь вы.
Художница едва нацелилась взять пирожок, как в тот же миг ощутила желание столь страстное, что чуть не выпалила его вслух. Во всяком случае, она услышала, как где-то глубоко внутри ее жалобный голос пропищал: «Пусть не случится ничего ужасного. Господи, пожалуйста!» Стряпня Кискомана оказалась отменной.
Следом за Трой к столу подошел Форрестер.
– Вы бы ужасно удивились, – он по обыкновению сиял как медный таз, – если б узнали, что загадал я. Просто потряслись бы! – Полковник прикрыл глаза и от души вонзил зубы в пирожок. – Очень, очень вкусно!
Смит тоже не изменил своей манере выражаться емко и образно:
– Не дадим добру черстветь! – И отправил в рот весь пирожок целиком, урча и захлебываясь.
Завершил церемонию Хилари, после чего все сердечно поблагодарили Кискомана и покинули кухню. Крессида, все еще раздраженно, объявила, что примет две таблетки аспирина и будет лежать в постели до самого ужина.
– И прошу, – она выразительно взглянула на своего жениха, – меня не беспокоить.
– Не беспокойся, тебя никто не побеспокоит, я гарантирую, любовь моя, – скаламбурил в ответ Хилари, а его тетушка издала смешок, который с легкостью сошел бы и за фырканье.
– Мы с дядей Фредом, как всегда, сходим подышим воздухом минут десять, – объявила она.
– Но, тетушка, не поздновато ли? Смотрите, как темно, а может еще и снег пойти.
– Обещаю тебе строго ограничить наши передвижения пределами ближнего двора. К тому же ветер, кажется, переменился на восточный.
– Ну, хорошо, – согласился
