ли судить перегибы случайного лицемерия Добра в искоренении всегда искреннего Зла.
Жизнь наша одинока в слишком обширном для одного пространстве, льнет к душе бродяжка, а душе самой не слаще ждать к чаю добытчика и переживать вернется родимый с пампушками или с фингалом.
Одна польза от одиночества, – можно обходиться без будки, без собачки, да и вору тут будут так рады, что он сам принесет бутылку посумерничать…
ОДНОЛЮБ – ОДНОГЛАЗ
Сначала было слово, – не нашлось мысли, и слову поверили. Потом была мысль, но не нашлось слова, и мысли не поверили.
Господи! Отпусти же поблудить.
Зубы единственная опасность, честно предупреждающая: здесь кончается человек, ответственный за последствия своей личной свободы.
В умной голове ГОЛГОФА мысли, в пустой – КАТОРГА.
Слово, – оно смышленое, и правде угодит, и соврать не погнушается.
Образование обтесывает гранит невежества лишь для нужд тротуара.
Ну, почему написанное пером нужно вырубать топором, если проще вытереть половой тряпкой.
Чем больше придет на панихиду блюдолизов, тем больше будет у покойника на Страшном суде свидетелей его праведности.
Интеллектуал больше преступник, чем вор, он-то ловчее украдет и не попадется.
Репутация парадная шкура подлеца.
У одиночества и взять-то нечего.
Блат – жировая прослойка нищеты.
По изобретательности мошенники локомотив технического и еще больше политического прогресса, за честными же нужен глаз да глаз, как бы сами не легли на рельсы поперек прогресса.
Честные работники отбросы чиновничества.
Изобретатель – вот кому невозможно помыслить, чтобы не согрешить против порядочности своего мозга, знающего больше чем душа, совесть, память, хитрость, честность, преданность, продажность вместе взятые…
Образование это такая обуза, ведь когда знаешь наперед чем все кончается, – ни соврать, ни утаить безнаказанно не невозможно, все вылезет боком если не тебе то совсем постороннему зеваке.
Судьба отчаянно петляет, выбирая для нас, самый безопасный потому самый длинный жизненный путь, но нам неймется, мы хитрее, мы ломимся напрямик, и судьба не успевает со своим венком на наши похороны.
Снисходительность по отношению к самому себе совершенно беспристрастна.
Беспристрастие чаще учиняет в душе раздор, чем пристрастие к своей субъективности.
Беспристрастие заинтересовано в субъективности, как правосудие в лжесвидетелях, лжесвидетели в алчности судей.
Адвокат знает букву законы, судья – смысл закона.
Мысль ничья, она сама по себе, вольна явиться ниоткуда, сгинуть в никуда, и мало кто успевает сообразить, что можно с нее поиметь.
О смысле жизни задумывается неудачник, везунчик смысл проматывает.
Начальное образование вполне удовлетворяет смысл жизни.
Жизнь – цена, но не товар.
Мозг безнравственная сволочь, если бы не уверенность, что никто не может заглянуть в его череп, стыдно было бы показаться на люди.
Больший грех чурается меньшего греха.
Мозг старательнее хранит воспоминания о безобразиях, утаенных от души из трусости, чем благородные побуждения, тоже припрятанные за их никчемностью.
Судьба актера… Господь вытолкнул на сцену сыграть роль Цезаря, а ты сорвал аплодисменты, когда выносил за ним ночной горшок.
Правят миром законы сцены, но не судьбы.
Творец – наш театр, из века в век мы играем по сценарию Библии. И в кровь деремся за главные роли на сцене…
Удача должна быть верткой как уж, чтобы проскользнуть меж ног толпы осаждающих меня неудач.
Чего жизнь недодала, рассчитываем получить в Раю, и – сладостями.
Мысль цепенеет от стыда, когда слово гонит дурь отсебятины, чтобы только сорвать аплодисменты невежд.
Новое слово, провозглашает и новую ересь. С яростью инквизиции.
Пасквиль – глоток живительного воздуха в душегубке обиды за свое ничтожество.
Человечность не может быть Законом.
У каждой личности свой аршин – выше ее ростом.
Писать язык не умеет, самому приходится за него работать.
Компиляция – фарш
