шеи. Одну. Конкретно тонкую и конкретно задолбавшую.
– Амина, Дамир Сабирыч. Что ж вы никак не запомните-то… Болезный вы мой… – Амина же пугаться не спешила. Стояла, смотрела на приближающегося Мира, сложив руки на груди – ждала. Была уверена, что ужасного ничего не случится. Во-первых, работают вместе они уже три месяца и до драк еще ни разу не доходило. Во-вторых, зашкал бешенства на лице Мирчика сегодня – ни в какое сравнение не идет со шкандалями поприличней, которые происходили на прошлой неделе… и позапрошлой… и позапозапрошлой… и… раньше, в общем. В-третьих, сегодня повод был ну объективно несерьезный.
– Амине, зайка, скажи мне, пожалуйста, – приближаться Мир не перестал, голос менее елейным не становился, процесс закипания Мирушки, по наблюдениям Амины, проходил по плану. – Какого лешего мы платим твоему стриптизеру в полтора раза больше, если окончательная договоренность была нами согласована, мною одобрена, тобою вроде как озвучена?
– Он не мой, Дамир Сабирыч. Это раз. Он не стриптизер, Дамир Сабирыч. Это два. Сумму в полтора раза меньше вы согласовали сами с собой и одобрили тоже исключительно в своей голове. Я же вам сразу сказала – за те деньги он не согласится. Поэтому договор составили на реальную сумму. Мы составили, – Амина указала на себя, – а вы подписали, Дамир Сабирыч. Это три, – а потом ткнула уже в начальство.
Начальство к этому времени успело подойти, перехрустеть всеми доступными пальцами, зло зыркнуть – раз пять, кровожадно сглотнуть – раза три, забывало только моргать и дышать.
– То есть ты подсунула мне договор, в котором вписала ту цифру, которую посчитала нужной? – Дамир злился до одури. Злился, но держался, не переходил на крик. Пока. Хотя сдерживаться, наверное, все же получалось посредственно, так как за то время, пока происходил их с Аминой разговор в коридоре – мимо ни мышка не проскочила. Где-то там, на баре, даже бокалы протирать перестали, в гримерной бабочек стало тихо-тихо…
– Дамир Сабирович, – Амина же тяжело вздохнула. Дурой не была, понимала, что нарывается еще больше, но сдержаться не могла – настолько он ее раздражал. – Я не виновата, что вы подписываете бумаги, не взглянув. А о стоимости я вам сказала. Вы тогда отмахнулись, а теперь что?
Миру нестерпимо хотелось ответить, что теперь ей крышка, но смолчал.
– Чтоб такого больше не было… – зло зыркнул напоследок, окинул взглядом – от макушки, до носков туфель.
Носков этих ее сраных любимых туфель на высоченных каблуках. Всегда в них, зараза. Ни разу не снимала. Ни разу по-человечески, в кедах, на работу не пришла. Стоит, смотрит наравне, еще и правую из себя корчит.
– Вы правы, Дамир Сабирыч, в следующий раз вам надо бы быть более внимательным…
Говорят, что все бабы – дуры. Утверждение, на самом деле, не выдерживает критики. Хотя бы потому, что если уж все бабы – дуры, то мужики все непременно козлы. Но то, что иногда бабы – создания безтормозые – тут без вопросов.
У Амины тормоза отказали, а вот инстинкт самосохранения сработал.
Прежде
