птица, змея, а жаба научила, что нужно сделать.
– Жабы – мудрые звери, – прошелестела Смерть. – Что же, оберег питает твою волю. Только ты решаешь теперь, что будет дальше.
– Можно мне вернуться домой?
Вокруг застонало, заскрипело и заухало – так, вздрагивая всем телом, смеялась смерть.
Только сейчас Васса рассмотрела, что руки смерти разрисованы несчётным числом лиц. Некоторые черты были такими бледными, что их почти невозможно рассмотреть, другие – чёткие, яркие. Задохнувшись, девочка увидела лицо матери на руке с язвами, лицо брата на худой руке и лицо отца на руке с ножом.
– Глупая. Узревшему лик смерти пути назад нет. Разве что, ты готова отдать свою душу силам, с которыми я предпочитаю не встречаться, как это сделал твой спутник.
Васса отрицательно помотала головой. Она не очень хорошо представляла себе, что такое душа – деревенский священник больше рассказывал о грехах и геенне огненной – но с незнакомцем в чёрном плаще девочка не хотела иметь ничего общего.
– Тогда решай. Твоя воля, куда потечёт твоя непрожитая жизнь, – приказала смерть. – К нему? – кивнула она на дрожащего незнакомца, понявшего, что план его сорвался, не смеющий пошевелиться или сказать слово.
Наверное, не пристало маленькой девочке приказывать смерти, но Васса, носящая оберег, питающий волю, просить не собиралась:
– Нет. Отдай малую часть моей матери, а большую – брату.
– А твой отец? – прошелестел голос.
– Он своё получил, – ответила Васса, думая о трёх золотых.
– Пусть будет так.
Со стороны незнакомца раздался стон. Васса обернулась, но то был лишь хруст сухого пня, в который обратился мужчина в чёрном плаще.
Васса увидела, как бледнеют лица матери и брата на руках смерти. Стало радостно, что она смогла им помочь так, как никогда не смогла бы, оставшись дома. Стало печально, потому что Васса поняла, что пришёл конец.
Покорно протянулась она к самой нестрашной, морщинистой руке смерти, но последняя отвернулась и зашагала прочь.
Зашелестело, зашипело и засвистело:
– Никто больше не будет водить тебя за руку, девочка, носящая оберег. Следуй за мной сама.
А затем смерть добавила тихим, совсем не страшным, шорохом:
– Я постараюсь идти медленно.
Александр Южаков
Морозичи
Душисто в избе от свежей соломы и трав. Полки от сажи выскоблены, очаг выбелен, чугунки как новёхонькие поблёскивают. Спозаранку бабка не присела, к сборам готовилась. К полудню подружек покликали. Свели они Елю в баню, напарили, отскребли, снегом натёрли и усадили в красном углу причёсывать. Руки у молодиц жалостливые, слёзы по щекам горючие, песни прощальные.
Плакала девушка на море,
На белом да на камушке сидючи,
На быструю да на реченьку глядючи.
По бережку батюшка гуляя.
Гуляй, гуляй, батюшка, здарова,
Сыми меня со камушка белова.
У батюшки
