не понимал, почему часто от мыслей о бабушке ему становилось грустно. Она была очень-очень хорошая. Она научила его читать и писать, при этом она часто читала на память рифмованные строчки каких-то поэтов. Максим не понимал большую часть, поскольку в них использовалось много старых слов, но ему очень нравился ритм. Было в них что-то музыкально-напевное, слова складывались в единую тонкую мелодию, кружившуюся в воздухе и рисовавшую невиданные узоры и цветы.
Вдруг из соседней комнаты раздался слабый кашель, а затем едва различимый бабушкин голос позвал:
– Максим, солнышко, подойди, пожалуйста…
Максим резко вскочил и, нажав на паузу, заковылял на зов. Бабушка полулежала в большом кресле рядом с яркой лампой в форме солнца. Её комната была маленькой, почти крошечной. А стены были увешаны плетёнными ручными коврами и ковриками – их бабушка уже много лет продавала в дорогой магазин, где их заворачивали в красивую обёртку и перепродавали за гораздо большую цену. Но потом стиль «натурэль» с обилием жжёного дерева и ткани вышел из моды, уступив место пластику и металлу – бабушкины ковры стали никому не нужны, но она, повинуясь старой привычке, не переставала их плести.
Мальчик медленно подошёл к старушке и присел на колени рядом с креслом. Она выглядела уставшей и измученной. Привычные морщины казались более глубокими и острыми, уголки губ опустились, а руки неподвижно лежали на животе. Максим аккуратно взял её руку. От неё пахло пылью и чем-то пряным.
– Сынок, сходи, пожалуйста, за лекарством к Джо, – тихо прошептала она. – Деньги там! – Бабушка неопределённо кивнула в сторону невысокого шкафа.
Максим невольно поджал губы. Он знал, что без лекарства – светло-голубой пробирки – бабушке станет только хуже. Она время от времени просила его об этой услуге. Всего-то нужно было выйти на улицу, пройти три квартала, проследив, что за тобой никто не идёт, подняться на верхний этаж и войти в душную вонючую комнату… Но делать это было неприятно. Каким-то шестым чувством мальчик догадывался, что, если родители узнают об этой услуге, они совсем не обрадуются, да и полицейские, как-то заметив его выходящим из дома, подозрительно покосились. Но бабушка каждый раз оживала после приёма лекарства, так что, наверное, всё было только к лучшему.
– Да, ба, конечно. Я принесу! – нарочито бодрым голосом отозвался Максим и вытер нос клетчатой манжетой старой отцовской рубашки. – Ты только подожди немного, а я приду и чаю тебе ещё сделаю! – Он улыбнулся, стараясь казаться весёлым. Быстро направился к шкафу, приподнялся на цыпочки и достал тонкий пластиковый браслет с чипом, куда начислялись социальные выплаты. Покопавшись ещё немного, он нашёл прочную ленту, продел её в браслет и, обвязав вокруг шеи, убрал под майку.
– Ба, я мигом!
Перед тем, как выйти, Максим выглянул в глазок, и, убедившись, что там нет ничего подозрительного, прислонил большой палец к считывателю. Замок
