тихо обнимал её, справлялся о самочувствии и нуждах. Но сейчас его прикосновения были иные, томительные, жаждущие, и Зарислава будто пьянела рядом с ним.
– Хорошо, – выронила она, отстранившись.
Подхватив с седла котомку с травами, торопливо обошла Марибора, углубилась в сень ельника, примечая для себя уединённое местечко.
Княжич же, проводив её долгим взглядом, прошёл к лошадям, стаскивая плащи и меха для ночлега.
Зарислава, растерявшись, второпях начала развязывать узлы верёвки походного мешка, но невольно взгляд задержался на обручье. Оно всё ещё оставалось на запястье и тускло поблёскивало в сумрачном свете. Княжич больше не заговаривал о нём, погружённый в более насущные мысли. Зарислава так и не решилась спросить у него, что произошло с ними в плену, избегая и вопроса о Вагнаре. И мысли о княженке всё больше грызли её, ведь он, выходит, был с ней… Поймав себя на неуместной ревности, Зарислава прогнала прочь смрадные мысли. Теперь Вагнара далеко, а Марибор рядом с ней.
Травница оглянулась и будто в землю вросла, удерживая котомку в онемевших пальцах. Марибор, чуть пригибая голову под низкими еловыми ветками, медленно направлялся к ней.
Он коснулся её руки, вынуждая бросить бесполезное занятие.
– Твоё тепло исцеляет больше, нежели травы, – произнёс он тихо, разворачивая Зариславу к себе, прижимаясь горячими губами к её лбу.
– Ночи холодными становятся, так и захворать можно, а травы отгонят хвори, – проронила лишь она, не найдясь с другим ответом.
Марибор слегка улыбнулся. Зарислава не насмелилась взглянуть ему в глаза, верно никогда не привыкнет к его вниманию, снова и снова будет утопать в клокочущем волнении.
Убрав выбившиеся светлые пряди за ухо, Марибор погладил её по щеке, склонился, окутывая запахом сладковатой гвоздики. С нетерпением прильнул губами к её раскрывшимся устам. Внутри Зариславы будто что-то завязалось в узел, а затем мгновенно всплеснулось, разливаясь по телу горячей волной. Сухие губы Марибора ласкали ненастойчиво, но потом его будто подхватило вихрем. Дыхание княжича задрожало. Пылко смяв её бёдра, замер на мгновение, должно быть, осознавая, что слишком напористо стискивает её, но это колебание продолжилось недолго, не в воле остановиться, продолжил оглаживать. За всё время пути он ни разу не целовал вот так, исступленно и отчаянно, нетерпеливо – это будоражило.
Зарислава, позабыв о котомке, узлы которой она так и не распутала, выронила её, обвив руками сильную шею Марибора. Возжелала так же касаться его, так же гладить и ласкать, чувствовать жар его дыхания, растворяться в его объятиях, ощущать кожей могучее тело, дарить удовольствие. Захотелось так, что внутри заплескался неукротимый порыв, который удивил её и напугал одновременно. Бурная страсть, что завладела ею, вынудили замереть – она не разгульница какая, но осмыслить это толком не успела, ласки Марибора сметали остатки разума. Марибор подхватил её, приподнял, отрывая от земли. Ощутив
