огарочек. Мы завели лошадей в конюшню, Богуслав распорядился насчет обильного корма все той же тетке, и мы, прихватив Марфу и сумки, отправились поедать болгарские разносолы. Вещи свалили пока в угол, на постоялом дворе побывать еще успеем, а есть уже хотелось невыносимо – шутка ли, целый день не жрамши скакали.
Тут вдруг Ваня, услышав понятные слова от переговаривающихся болгар, коротающих вечерок в корчме за стаканчиком вина, возомнил себя мудрым знатоком местного наречия и взялся сам делать заказ. Мы с Богуславом весело переглянулись и решили пока не вмешиваться, пусть паренек на своей шкуре прочувствует, какого это – заниматься делами на неизвестной, хотя и дружественной земле, не понимая толком местного наречия.
Попытавшуюся вмешаться и помочь Наину, муженек грубо оттолкнул словами:
– Женщина! Не мешай! Мужчина сам говорить будет!
Экий тиран в душе оказался! А то все строил из себя смирного подкаблучника.
Ная надулась и перестала вмешиваться в заботы суженого. Богуслав поднял вверх указательный палец и назидательно произнес:
– Жена да убоится мужа своего! Почаще читай Библию, женщина, ты теперь православная!
Наина на это только фыркнула и перестала общаться и с гнусным старичиной. Библию она читать явно не рвалась. Еще добавил масла в огонь по совету Полярника я цитатой из еще не написанного «Домостроя»:
– Дурно, если жена блудит, бражничает и водится с волхвами!
Фырканье перешло в злобное шипение – с чувством юмора у нашей единственной дамы было явно туговато. А ведь именно мы с Богуславом и есть те самые запрещенные волхвы.
Слава взялся уточнять, откуда я это взял. Уточнил.
– Книга 16 века, об установлении порядка в семье и домашнем хозяйстве. Менялись порядки на Руси, вместо многочисленных князей стал править единый царь, а церковь все так же не могла извести волхвов. Так что не горюй: самое меньшее 500 лет у нас с тобой в запасе еще есть!
А Ваня в это время уже пытался сделать заказ полноватому болгарскому половому.
Тот для начала спросил, видя наши чужие одеяния.
– Говориш ли балгарски?
Ну это мы все поняли без всякого перевода и покивали. В Болгарии это жест отрицания, но официант был опытный и понял, что имеют ввиду иностранцы.
Затем половой быстренько перечислил немногочисленные в корчме сельской местности кушанья, а Иван, не вникая, что это и из чего это сделано, на все говорил:
– Да! – и гордо поглядывал на нас: вот, мол, я как могу! Не уступаю ни в чем старшим.
Это слово, слава Богу, у наших народов совпадало. Так наш орел заказал неведомые нам баницу, сарми и капаму. Мы с боярином ласково улыбались – с голодухи все попрет!
А затем пошли непонятки и разночтения. От кокошек Иван резко отказался, приняв это за местный вариант известного слова:
– Не! Какашек нам не надобно!
Половой его опять понял,
