собеседник, – меня поставили на кухню, Карл. Я варил голову, Карл. Я достал это из черепа, Карл.
– Но он ещё годен? – не отставал обладатель низкого голоса.
– Нужно немного почистить, Карл, – высокий голос говорил ещё что-то, но в этот миг перед Пьеро разверзлось – да, именно это слово здесь всего уместнее – огромное рыло неизвестного науке мутанта с единственным зелёным глазом на лбу. Глаз горел неугасимой злобою.
– Меня будить?! – взревел мутант и распахнул зубатую пасть, куда маленький испуганный Пьеро тотчас же и провалился.
Внутри обнаружился не кто иной, как Карабас бар Раббас собственной персоной, сидящий в ротанговом кресле и нервно теребящий бороду. Чувствовалось также присутствие настенных ковров, незадёрнутых гардин и молодой самки. Каким образом всё это чувствовалось, Пьеро объяснить не смог бы даже под пыткой. Просто само пространство было наполнено пониманием того, что в нём всё вышеперечисленное присутствует.
– Машенька, – сказал раввин, – ты хорошо подумала? Не то чтобы это было сложно… но я не люблю разбрасываться собой. А своим генетическим материалом – тем более. Поэтому мне хотелось бы быть уверенным, что тебе это точно надо. Ферштейн?
– Я же всё объяснила, – перебил женский голос, высокий и сердитый.
– Но ты не боишься за свою личную жизнь и всё такое? – продолжал Карабас. – Всё-таки это достаточно глубокое вмешательство.
– Если нечто противно богоустановленному закону… – начала женщина.
Что именно противно и кому, так и осталось неизвестным: сознание Пьеро рухнуло с высоты и покатилось по газону. На нём, при свете звёзд…
– Ты снова здесь, паскудный недопёсок?! – снова раздался тот самый голос, идущий отовсюду, и был тот голос гневен. – Я тебя, гондон штопаный, предупреждал – не лезь ко мне в книжку?
Существо сжалось и заскулило.
– Хорошо, но это последний раз… – начал было голос, однако в этот миг Пьеро посетило внезапное и острое прозрение. Он вдруг постиг, что существо-то и вправду гондонисто – поэт хоть и не ведал, что есть гондон, но ощутил тождество сущностей – и верить его скулежу нет никаких причин.
– Да врёт он всё! – заорал Пьеро. – И спит он в тумбочке! – добавил он для убедительности.
– Ах даже так? Ату его! – прогрохотало свыше, и тут же к сжавшемуся и скулящему рванулись со всех сторон семь ужасающих теней – поэт их не считал, но каким-то восьмым, а то и девятым чувством ощутил, что их именно семь и что кому-то вотпрямща пришёл последний, окончательный, бесповоротный.
– А теперь бонус-трек! – грохотнул глас небесный.
Небо – а может, землю – разорвала длинная хвостатая молния, и в её свете Пьеро увидел то, о чём некогда читал у Лотреамона, о чём грезил в дирижабле во время катастрофы и чего не имел даже теоретической возможности увидеть: витрину магазина на улице Вивиен.
Ну разумеется, он не понял, что это была именно улица Вивиен и конкретно витрина.
