не станет, и, судя по тому, что я увидел собственными глазами, князь Оруши не из благодетельных вожаков, готовых душу отдать за свой народ и земли. Лучшей жизни ищешь? Так я тебе скажу, что не туда тебе нужно, куда ты собралась в одиночку, – сдавил он шею крепче, заговорив ещё тише. – Так что будешь сожалеть после того, как тебя попользуют двое, трое, а то и гораздо больше, что волки тебе всё же не перекусили шею. Такая участь для тебя была бы лучшей. Поняла? – зло тряхнул он её.
Грудь Ладимиры вздымалась и опадала, билось испуганной птахой сердце. Голубые глаза её увлажнились, заблестели льдинками, она зажмурилась, слезинки задрожали на её ресницах, перекатились на скулы и виски, растворившись в волосах. Девка кивнула. Беззащитный вид её вклинился в душу, будто килем в каменистое дно, всколыхнул прошлое, поднялся из недр памяти образ той, которую он доселе, все четыре года вырезал из своего сердца, сотряс всё внутри. Пребран, выругавшись, убрал руку. Девушка не закричала, только упрямо сжала побагровевшие от поцелуев и крови губы, сдерживая подкатывающее рыдание, сглотнула. Княжич поднялся, высвободив её из плена. Ладимира не убежала, как следовало бы после содеянного беспутства, села к нему спиной, сжимаясь и закутываясь в кожух.
– Своего решения я не заберу назад. Завтра ты отправишься обратно в острог. А там как знаешь…
Унимая плескавшееся через края бешенство и возбуждение, он подхватил сучья, переломив надвое, подбросил в очаг, подняв снопы искр и пепла. Может он, конечно, и грубо с ней, но нужно как-то вразумить. Пребран скользнул взглядом на женскую фигурку, что озябшим воробушком скукожилась на подстилке, сжал зубы. Ладимира сидела тихо, так и не поворачиваясь к костру, и не уходила к себе, но от его внимания не ускользнуло, как подрагивают её маленькие даже вместе с тулупом плечи – она беззвучно плакала.
– Оружие, которым тебя ранили – отравлено, – сказала она без всяких чувств, так же не поворачиваясь.
Пребран не сразу понял, о чём девчонка говорит, выныривая из глубины кипящей лавой злости. Ладимира повернулась, посмотрев на него мимолётным, скользящим взглядом, и снова отвернулась.
– Увяги так поступают иногда. Яд сильный, медленно проникает в кровь, но те, кто крепок, могут это перенести. Заживёт рана, только не скоро, яд изъест кожу, оставив после уродливый рубец, – голос её сделался уставшим, немного хрипловатым, севшим в холоде. Она пошевелилась, поднимаясь на ноги с подстилки, медленно засеменила к своему месту, опустилась у костра.
Отдохнуть Пребрану ныне не суждено. Спасть перехотелось совсем, его трясло, в паху ломило, а ведь впереди целая ночь. Решив по возращении Гроздана заменить его, пусть высыпается, он принялся наламывать веток. Княжич не заметил, как вернулась Ладимира, не ожидал. Встретив её жёстким взглядом, предупреждая, что приближаться к нему не стоит.
«Вот же прицепилась, ясно же дал понять, чтобы держалась подальше», – скрипнул он зубами.
Но девушка
