тому, что он делал: из картона и цветной бумаги мальчик вырезал круги и овалы, а после складывал из них человечков.
– Тебя попросили их вырезать?
Мальчик кивнул.
– А знаешь, для чего?
Мальчик отрицательно качнул головой.
– Чтобы тебе стало лучше, – проинформировала ребенка Анья. – Чем больше ты будешь говорить о том, что с тобой случилось…или рисовать, или лепить,… тем скорее ты поправишься.
Айво молчал, однако в глазах зародился интерес. В больших, выразительных глазах, глубоких, словно синие воды. И будто нити закружились в зрачках…
И будто Анья полетела с горы.
Анья помнила эти ощущения: полнейшего погружения в чужую трагедию. Она уходила в глухую реальность, покидая мир цветных картин…
Анью охватила паника: она не желала испытывать этого снова, не желала познавать чужую боль. Принимать ее, пропускать через себя и не иметь возможности отпустить. Освободиться от нее, очиститься, поскольку боль оставалась с ней, срастаясь с клетками души и тела.
Она попыталась выпустить детскую руку, которую не понимала, когда схватила. Только собственная рука не слушалась: она сияла. Призрачным белым светом, согревая ею детскую ладонь: область слияния источала тепло и пульсировала в ритме сердца.
По телу прошлась удушающая волна, сковав канатами участки тела. И так тревожно стало, так страшно, боль и обида растравили душу – глаза моментально наполнились влагой. Невыносимо. Хотелось кричать. Хотелось плакать, смеяться, истерить, чтобы хоть как-то избавиться от муки, которая внезапно на нее накатила.
Казалось, эмоции разорвут изнутри. Они опустошали, лишали сил…
Лопнула лампочка: одна, вторая, третья. Сработала пожарная сигнализация: замигали датчики, заверещала сирена, из потолка полилась вода.
У нее внутри зарождался хаос, из недр души поднималось торнадо, сметая все на своем пути, и в первую очередь саму Анью.
Анья вырвала руку, отшатнулась, повалилась на пол…
…и, сотрясая клинику, раздался взрыв: взрыв выбитых разом стекол. Время на мгновение замерло, и Анья рассмотрела, как миллиарды осколков, словно стрелы целясь за километры – на далекие безопасные километры, – полетели в стороны.
Звон стекла мгновенно оглушил, ослепил, испугал, обездвижил. И запустил вторую волну: окна взрывались одно за другим. Снизу вверх и сверху вниз, витражи «стреляли», разбивались вдребезги в унисон противоположным им перегородкам.
Казалось, палили из тысяч ружей, рождая симфонию осколочного звона. Казалось, в клинике началась война.
Закричали дети.
Анья мигом повались на Айво, закрывая ребенка собой. И молилась, страстно желала, чтоб внезапно настигшая катастрофа сохранила детям жизнь…
Она пролежала, дожидаясь покоя, дожидаясь, когда же утихнет буря, длительное время. И буря прошла.
Анья с осторожностью
