поднос.
– Добро пожаловать домой, сэр.
– Рад тебя видеть, Ральф. Думаю, в бровях не помешало бы чуть больше седины. И парик бы пышнее, больше пудры.
Ральф поклонился:
– Я безотлагательно этим займусь, Смотритель.
Хозяин внимательно изучал комнату. Забеспокоившись, что от его взгляда не ускользнет ни единственный кусок пластигласа в уголке оконного проема, ни искусственная паутина на лепном потолке, Клодия поспешила начать светскую беседу:
– Как поживает ее милостивое величество, милорд?
– Королева пребывает в отменном здравии, – сказал Эвиан с набитым ртом. – Чрезвычайно занята приготовлениями к вашей свадьбе. Ожидается великолепное празднество.
– Но несомненно… – нахмурилась Клодия.
Он махнул пухлой рукой:
– Конечно, у вашего отца не было времени рассказать вам, что планы изменились.
– Изменились? – Клодия похолодела.
– Ничего ужасного, дитя, не о чем беспокоиться. Сдвигается дата, вот и все. Граф вернулся из Академии.
Она постаралась держать себя в руках, не показывая тревоги. Но видимо губы все-таки напряглись, а костяшки пальцев побелели, потому что отец плавно встал и обратился к слуге:
– Проводи его светлость в комнату, Ральф.
Старый слуга поклонился и распахнул скрипучую дверь. Эвиан неловко поднялся, с камзола дождем посыпались крошки и, упав на пол, испарились с краткими вспышками.
Клодия мысленно ругнулась: черт, это тоже не пройдет незамеченным.
Отец и дочь молчали, прислушиваясь к тяжелым шагам по певучим ступеням, почтительному бормотанию Ральфа и гудению толстяка, искренне восхищавшегося лестницей, картинами, китайскими вазами, дамасскими драпировками. Когда голоса постепенно затихли где-то в залитых солнцем покоях дома, Клодия взглянула на отца:
– Вы перенесли дату свадьбы.
Он поднял бровь:
– В этом году, в следующем – какая разница? Ты знала, что это произойдет.
– Я не готова…
– Ты уже давно готова.
Он шагнул к ней. Серебряный кубик на цепочке часов сверкнул в луче света. Клодия попятилась. Если бы отец сбросил официальную сдержанность Эры, стало бы совсем невыносимо: исходящая от него угроза леденила кровь. Но он держался в рамках.
– Позволь объяснить. В прошлом месяце пришло послание от сапиентов. Они сыты по горло твоим женихом и… попросили его покинуть Академию.
– За что? – нахмурилась она.
– Обычные пороки. Выпивка, наркотики, буйство, беременные служанки. Извечные грешки молодых идиотов. Образованием он не интересуется. Да и зачем? Он же граф Стинский и в восемнадцать лет станет королем.
Он подошел к обшитой панелями стене и взглянул на портрет веснушчатого толстощекого семилетнего мальчика в гофрированном коричневом
