просипел я, отдышавшись. – Я ведь себе всё горло сжёг.
– Ты убедился?
– В чём? В твоих навыках рукоблудия? Где у тебя запрятана фляжка?
Он осунулся, виновато пожал плечами, потом сказал:
– Ты прекрасно знаешь, что нет у меня никакой фляжки. А есть лишние три года за эту, как бы вы сказали, алхимию. Костик, ты посиди минутку, осмысли происходящее.
Стакан с остатками спирта стоял на полу у моих ног, я поднял его и принюхался. Потом подумал. Потом опять принюхался. Потом аккуратно выпил спирт, быстренько закурил и начал думать.
Огонь пробежал по жилам, мысли просветлели.
– Ещё как можешь доказать? – решил сменить я праведный гнев на пьяную милость. После спирта привычная реальность начала расслаиваться. Я был готов ко всему.
Он забормотал:
– Я много чего могу, недоступного вам, но, понимаешь… мой срок и так уже приближается к критическому, и… Ну ладно, ещё разок. Продемонстрирую.
Он вдруг воспарил. Буквально, как сидел на полу в позе лотоса, так и воспарил, ещё и руки на груди сложил для пущей убедительности. Я пьяно моргал глазами. Остаток вечера прошёл в уверениях дружбы до гроба и какой-то бессмысленной суете.
Утром я проснулся на полу, передо мной стоял старый пластмассовый тазик. Я принюхался, затем сунул в него палец и облизал. «Вода… А какого хрена я туда, собственно, палец-то сую?» Обрывки обретённого давеча тайного знания давили на голову, но казались чушью несусветной. «Вот дали вчера… Надо всё-таки сейчас ему рожу набить. Чтобы не умничал»
Плинтус валялся на кухне. Тощенький, серенький, неприкаянный. Вдруг в сознании всплыло: «Понимаешь, на самом деле я другой, совсем другой, а тут выгляжу как человек из определённой социальной группы, в качестве наказания, значит. Мог бы быть и президентом, если бы не сильно накосячил, а мог бы и в одиночке до конца дней сидеть, если бы совсем сильно… Почему Россия? Ну, у нас так заведено: за преступления в сфере управления полагается ссылка именно в Россию. Я ведь просителю вселил ложные надежды, случайно так вышло, вот меня и угораздило. Как живу? А каждый день у меня в кармане с утра пять тысяч появляется, Вселенная так запрограммирована, не важно, что на мне одето, Костик, совсем не важно»
Я пошарил у него по карманам и обнаружил в донельзя грязных джинсах пятитысячную купюру. «Во, блин…» Голова закружилась.
– А ну, вставай, чмо инопланетное! – заорал я в бессильном томлении. – Опохмеляться будем!
…Мы пили пиво, глодали рыбу и до поры до времени молчали. Разговор начал я:
– На чём мы вчера остановились?
Вера моя снова окрепла.
– Ты обещать помог, – уныло ответил Плинтус. Ему было гораздо хуже, чем мне, и я всё ждал, когда он побежит блевать.
– Слушай, – спросил я. – Тебя кто здесь Плинтусом-то прозвал, а?
– Да я сам себя и прозвал. Это немного напоминает мне моё прежнее имя. Вот, послушай…
И он изобразил голосом и губами нечто запредельно-птичье, от чего у меня сразу
