и политической подотчетности, немажоритарные институты Майоне полностью деполитизированы и изъяты из избирательного и партийного процесса. И если для Лейпхарта противоположностью мажоритарной демократии является демократия консенсусная, то для Майоне – это правление экспертов, которое не является демократией в принципе.
2
См. также более поздние дискуссии в: Mény and Surel, 2002; Dahl, 1999; Eisenstadt, 1999.
3
О понятии «встроенного либерализма» см.: Ruggie, 1982. – Прим. ред.
4
Хотя, действительно, для некоторых авторов, в том числе Бека, уклонение от Политики с большой буквы часто дополняется за счет более активного участия в «субполитике». Отметим также предположение В. Ланс Беннета (Lance Bennett, 1998: 744) о том, что «изменения в политике связаны не со снижением уровня участия граждан, но отходом от старых форм и дополняющим его появлением новых электронных форм выражения политической заинтересованности и участия… [Г]ражданская культура не умерла; она только обрела новую идентичность и все еще может быть выявлена в современных сообществах». Основной вопрос здесь – может ли такой перенос участия компенсировать отстранение от традиционной политики.
5
По поводу изначального различия между ритуальными и эффективными частями конституции см.: Bagehot, 1963: 61.
6
Иногда, как показывает голландский опыт Пима Фортейна, оба сценария реализуются одновременно. Мы получаем популистского политического лидера по типу профессора Фортейна, поддержанного группой предполагаемых экспертов с практическим опытом в управлении различными областями политики, чья цель заключается в предложении практических решений, полученных из знаний и опыта, а не в выработке политических или идеологических предпочтений.
7
Более детально с приведенной здесь статистикой можно ознакомиться в следующей работе, где подробно обсуждаются совокупные показатели: Mair, 2002.
8
Сравнение выводов с американскими данными см. в: Paterson, 2002.
9
Это противоречит, например, поведению американских избирателей, описанному Беннеттом: Bennett, 1998: 745. По его словам, даже в условиях падения интереса к конвенциональным формам политического участия, «те, кто продолжает ходить на выборы, показывают стабильность и лояльность в политическом выборе, политических взглядах и способах обсуждения политики». Судя по западноевропейским данным, эта связь работает не всегда.
10
Подобные тенденции проявляются и в развитых демократиях за пределами Европы. В Австралии в 1967 году в партиях состояло 251 000 избирателей, то есть 4,1 % электората. В 1997 году число упало до 231 000, что эквивалентно 1,9 % от возросшего по численности электората – см. подробнее: McAllister, 2002: 389–390. В Канаде наблюдался спад партийного членства с 462 000 в 1987 году до 372 000 в 1994-м, или с 2,6 до 1,9 % электората – см.: Carty, 2002: 355. В Новой Зеландии спад с 272 000 (12,5 %) в 1981 году дошел до 133 000 (4,8 %) в 1999-м – см.: Vowles, 2002: 416–419.
