Это так похоже на тебя, Фрэнк! Ты не готов называть вещи своими именами. Почему нельзя прямо сказать: «Когда ты родила ребенка»?
Он отпрянул от нее – от этих ее слов, прозвучавших в его доме. Сказанные без горечи, бесстрастным тоном, они четко объясняли нежелание Фрэнка видеть кузину у себя и живо напоминали о случившейся трагедии – хотя сама Анна отказывалась считать трагедией это банальное происшествие, растревожившее семейный круг пять лет назад в Белфасте. Фактически эта история началась во время визита Фрэнка, когда положение Анны стало очевидным, и он догадывался, что именно это свалило старого Галтона. Ни тогда, ни сейчас в этом деле не было ничего утешительного. Однако сделанного не воротишь. К несчастью Анны, она осталась с незаконнорожденным младенцем на руках. Отец ребенка попросту сбежал, в чем Фрэнк не сомневался. Имя этого мужчины она упорно отказывалась называть. Как это было похоже на Анну! Никто не мог докопаться до ее сути – под ровной поверхностью в глубине мчался бурный поток. В те дни, конечно, как и в их ранние годы в Ливенфорде, Фрэнк мало думал о кузине. Но почему-то, хотя Анна не взывала к состраданию, он испытывал к ней смутное сочувствие. Жизненные перипетии, гнев отца, всеобщую суматоху она встречала смело, бесстрастно и молчаливо, чем вызывала завистливое восхищение кузена. Сейчас он смущенно смотрел на нее.
– Как ни называй это, Анна, – примирительно пробормотал Фрэнк, – я сожалел об этом. И переживал за тебя, когда услышал, что ребенок умер. – Он помолчал. – Почему ты сразу не вышла замуж, чтобы все было как надо?
– Для брака нужны двое, – откровенно сказала Анна. – К тому же я не создана для его священных уз. Глядя на то, какой ты одомашненный, Фрэнк, я понимаю, что мне нужно что-то другое. Впрочем, в последние годы у меня бывали хорошие времена.
Он был поражен непринужденной легкостью ее тона и независимостью суждений.
– Знаешь, Фрэнк, – с тонкой улыбкой продолжила она, – мне бы хотелось немного тебя расшевелить. Ты три вечера пробыл со мной в этом доме и обращал на меня не больше внимания, чем на мешок с едой. А я гораздо интереснее овсянки! Почему ты никак не проснешься? Ты дремлешь, парень, – просто грезишь наяву.
Фрэнк недоуменно взглянул на свою кузину.
– Мне не пригрезилась моя симпатичная вилла, – медленно произнес он. Почему-то ему, против обыкновения, пришлось защищаться, и он добавил: – И мне не пригрезилась моя дружная семья и хорошая работа.
– О-о, я не говорю о бизнесе, – перебила она. – Бог с ним, с бизнесом! Ты мне всегда нравился, Фрэнк, и мне не хочется видеть, как ты увязаешь в колее. Ты всегда недооценивал себя. Думаю, в прежние дни в Ливенфорде ты захотел бы водиться со мной.
– Нет, – бездумно ответил он. – Это вряд ли.
Она рассмеялась:
– Честное слово, Фрэнк, мне хочется тебя растрясти. Полагаю, это Люси сделала тебя таким. Ты принадлежишь ей целиком, право, нельзя так. Перед отъездом она попросила меня заботиться о тебе, как будто ты ценная фарфоровая вещица, которую можно разбить. О-о, я заметила это, как только
