той же Социалистической. Детей там тоже не было. Вернее они были, но совсем чужие и уже большие, так что Антошке и Аньке пришлось довольствоваться обществом друг друга. Зато обнаружилась компания для Олиса Тойвовича – на скамейке около бывшего фонтана в виде двух мальчишек с гусем, рвущимся из их рук в небо, о чём-то грезила его давняя знакомая. Пристроив внуков на качели, Олис Тойвович присел рядом с ней и заговорил:
– Как Вы думаете, Елизавета Марковна, удалось этой несчастной птице обрести свободу?
Елизавета Марковна, поэтесса Вольская, которой некогда так испугалась Анька, словно очнувшись от сна, посмотрела на Карху, узнала его и улыбнулась:
– Да… Сколько помню себя, столько и этот фонтан. Даже помню времена, когда из него струилась вода… А Вы, Олис Тойвович, с внуками гуляете? Подросли они…
– Завтра в школу. Так-то… А Вы, мне кажется, снова пишете?
– Понемножку. Только стихи уже редко. Пишу больше воспоминания… И вот, что интересно: пишу воспоминания, а получаются повести, – Вольская засмеялась. – А как ваши переводы поживают? Вы всё там же? В «Худлите»?
– Нет, я уже лет десять, как преподаю. Переводы теперь идут от случая к случаю. По старой памяти дают подработать. Мне, кстати, с Сергеем бы посоветоваться. У меня сейчас роман Бёлля лежит. Помню, Серёжка был гением перевода.
– А Вы заходите к нам вечером. Серёжа дома будет. И поговорите.
– У меня и к Вам одно дело есть. Но об этом потом. Пожалуй, я, и правда, к Вам зайду вечерком, – Олис выглядел так, как будто на него снизошло озарение. – И с бывшим сокурсником пообщаюсь… Надо бы почаще встречаться.
– Когда Серёжа вернулся, мы часто с ним в гости ходили… Да Вы помните, конечно. А потом его дочка приехала, времени стало меньше… – Вольская вздохнула. – Что же, Олис Тойвович. Приходите обязательно. Серёжа будет рад. А сейчас, извините, мне, пожалуй, пора. Я здесь уже пару часов сижу. Яночке привет передавайте.
– Обязательно, Елизавета Марковна. До встречи.
Вольская, не торопясь, направилась к воротам в сторону Социалистической, а Карху позвал внуков, которым уже надоели качели, и повёл их на Загородный в кафе «Мороженое», надеясь, что пара шариков пломбира не испортит им аппетит, и бабушки не будут их ругать.
* * *
Антошка и Анька должны были пойти в один класс, в первый «Б». Им почему-то очень нравилось, что это «Б»-класс, а не какой-нибудь там «А» или, ещё чего доброго, «В» или «Г». Они краем уха слышали, что все лучшие, во всех смыслах, ученики собираются именно под этой буквой. «Ашники» – все, как один, зубрилы и зазнайки, «вэшники» – ни то, ни сё, а «гэшники» – эти вообще глупые, поэтому их в «Г»-класс и отправляют. Надо сказать, что слухи имели под собой некую реальную основу. Классы подбирались с учётом развития детей, чтобы не было резких отличий в успеваемости, чтобы отстающие не тянули за собой отличников и не портили общую благостную картину. Взрослые
