около стеклянно-пластиковой палаточки и быстро накупил целый пакет «быстрой еды», посчитав за благо уехать в Пески- маленькое курортное местечко на другой стороне озера. Туда вела отличная дорога, и мой друг рад был продемонстрировать свою силу и скорость, разминаясь после вынужденной недельной стоянки, случившейся вследствие моей хандры и абсолютно нетранспортабельного состояния. Изредка попадались встречные машины, на мгновение ослепляя меня светом фар и тут же превращаясь в маленькие красные точки в зеркале заднего вида. Не стоило большого труда представить себя пилотом межзвездного корабля, лавирующего в потоке астероидов, но начавшийся извилистый участок дороги напомнил мне об осторожности, и я поехал помедленнее, сосредоточив внимание на серой асфальтированной змее, разматывавшейся под колёсами «ягуара».
Хвойный лес, плотной стеной подступавший в самой обочине, вдруг раздвинулся, словно занавес в театре, открывая бесподобный вид на чёрный глянец ночного озера, шоколадной массой застывшего в обрамлении стройных сосен. Проехав ещё немного, я свернул на коротенькую грунтовую дорожку и по ней добрался почти до самой воды, остановив машину на мягкой подушке песчаного пляжа в нескольких метрах от большого серого валуна, о который с тихим всплеском разбивались микроскопические волны.
Обычно, в более подходящее время года, это место используется городской молодёжью для романтического уединения, и здесь всегда можно встретить пяток-другой машин, расположенных на приличном расстоянии друг от друга. Но сегодня, к счастью, больше ни у кого не возникло желания посетить этот прелестный уголок. Высокие сосны, окружавшие маленькую сцену пляжа перед зрительным залом озера, тихо перешептывались между собой, обсуждая прибытие неизвестного артиста, и время от времени скептически покачивали кронами под слабым дуновением налетавшего ветерка. И как дебютант, от волнения забывший свою роль, я даже растерялся от величия нерукотворной картины неизвестного художника, представшей моему взору, и, словно ища поддержку, облокотился о тёмный капот «ягуара», вдыхая свежесть влажного воздуха, наполненного ароматом хвои. Наверное, именно в такие моменты понимаешь вдруг всю глубину шекспировской мысли о том, что жизнь – это театр. Казалось бы, только совсем недавно ты вдохновенно и самозабвенно пытался обмануть зрителей, заставить их поверить в то, что ты настоящий, а не какой-то придуманный образ, что это твои собственные мысли и чувства, а не плод воображения драматурга. Но вдруг погас свет, и ты остался один среди грандиозных декораций, прервавшись на полуслове и непонимающе озираясь вокруг. И только тогда вспоминаешь, что это ещё не спектакль, а лишь репетиция, и в зале сидели не зрители, а твои коллеги, изображающие их, и они давно разошлись по своим делам. А единственно, кого удалось обмануть, – так это самого себя. И всё, чем ты жил минуту назад, оказалось таким мелким, смешным
