еще и еще, – странно, всегда кажется, будто на том берегу жизнь гораздо интереснее. Будто там происходит какое-то волшебство. А вот идет теплоход – и как же хочется сейчас оказаться на палубе, пить вино, слушать эту дурацкую музыку и смотреть на то, как меняются перед тобой виды.
Девушка с веснушками обернулась к Артуру, в ее глазах веселились эти пляшущие огоньки, и было неясно, серьезно она о чем-то в своей жизни сожалеет, или просто болтает с незнакомцем о неважном.
– Ночью с палубы ничего не видно – темно, ветер дует. Какое волшебство? Там же быдло городское проводит отпуск. Пожрать, побухать, снять телку. Еще дети их орут и носятся все время. Отлично! Ты этого хочешь? Жирного вялого мужика под боком, детишек, которые требуют колы, чипсов и дебильных мультиков?
– Я хочу рисовать. Заниматься живописью. Это все, что я хочу.
Рисовать Артур не умел, как и писать стихи, играть на фортепиано, он был далек об искусства, но с детства завидовал этим «творческим личностям» и пытался вести «богемную жизнь», как он ее себе представлял. А еще вот так же гореть чем-то высоким и большим, тем, что больше тебя, растворяться в процессе, отдавать себя без остатка, быть выше себя, быть как бог.
– Как тебя зовут? Ты ведь не сказала.
– Наташа.
– Наташа? Так просто? Нет, надо по-другому… Если уж ты собралась быть художницей, которую все знают… Тебя зовут Тата.
– Какая еще Тата? Меня девятнадцать лет все Наташей зовут.
– Художник Наташа. Нет, это не то, это не имя для современного художника.
– Художницы.
– Хм… Я думал, что художница – это что-то вроде «поэтесса», презрительное… Я вообще феминист!
– Вот и используй феминитивы.
– Постараюсь, Тата. Тебя никто еще не знает. А скоро о тебе будет говорить весь город! Тебе очень повезло со мной. Я твоя судьба! Я же офигенный рекламщик, я тот, кто тебе нужен, чтобы сделать имя.
– Мне не нужно имя. Мне негде рисовать, понимаешь? В общаге совершенно негде, где я поставлю мольберт? Кто меня там оставит в тишине? Это вообще невозможно.
Артур примерно представлял, как живут в общежитиях, и не стал спорить. У него была своя квартира, он чуть не предложил Тате устроить мастерскую у него дома. Но за пять лет Артур привык жить один. Стоила ли эта веснушчатая девушка того, чтобы менять под нее свою жизнь?
– Слушай, который час? Забыла телефон, а других часов нет.
– Да, ты действительно художник, творческие люди вечно не следят за временем, зачем им вообще часы?
– Например, чтобы возвращаться в общагу до закрытия. После одиннадцати уже не пускают.
– Поздравляю, ты не успела.
В гостях у минималиста и чайлд-фри
Можно было гулять всю ночь, но майские ночи обманчивы, и уже вскоре Тата дрожала от холода. У Артура не было денег на кафе, и они поехали к нему. В машине Тата стала молчаливее, ей было неудобно ехать к незнакомцу еще и в ночь, на всякий случай она старалась быть
