и яйки!
Верка перекинула за плечи тонкие косички и, показав фашисту дулю, сердито отрезала:
– Вот тебе млеко и яйки!
Немец ничего не понял. Он спрыгнул на землю, утвердил на белобрысой голове пилотку и, сделав точно такую же дулю, весело спросил:
– Вас ист дас? Что это есть?
– Дорога на Москву, – зло пояснила Верка.
Как-то вьюжливой зимней ночью избу Варвары Деминой навестил Павел Артамонович Долин, он о чем-то долго шептался с Веркой. На рассвете оба покинули Касьяновку.
– Ты не плачь, мамочка, – тихо сказала Верка, – я иначе не могу. Все-таки я комсомолка и внучка твоего отца. Мы уходим в подполье. Если кто-нибудь к тебе постучится из наших, приюти и обогрей. Запомни пароль: «Не за горами весна».
Незадолго до наступления наших войск Вера получила задание разведать местонахождение фашистского штаба, но гитлеровцы схватили ее и после жестоких пыток бросили в камеру. В тот же день провокаторы выдали и Долина. Их вешали вместе на площади маленького городка. Начиналась весна, кричали грачи, с крыш звучно падала капель.
– Ты только не заплачь, – шептал, оглядываясь на конвоиров, Долин, когда их вели на казнь. Сжимая исцарапанные кулачки, распухшая от побоев Вера отчаянно шептала в ответ:
– Я им заплачу, Павел Артамонович… я им заплачу!
И когда на Веру набросили веревочную петлю, она успела крикнуть, собрав последние силы:
– Слушайте меня, советские люди! Не верьте фашистской сволочи! Никогда им не взять нашей Москвы! Отомстите за нас!
…Сухими, без единой слезинки глазами всматривался Демин в последние строки материнского горького письма, и возникало перед ним поблекшее, в скорбных морщинах, худое старческое лицо. «И еще об одном хочу сказать тебе, сынок, – писала мать. – Не сплю я теперь ночами, потому нет мне больше покоя. Все про Веру думаю. Знаю, ты теперь летаешь в бой и часто смотришь смерти в лицо. Но я не стану призывать тебя к осторожности. Слез у меня больше нет, а сердце оборвалось в ту минуту, когда увидела на снимке Верочку нашу на виселице. Меня нарочно вызвал немецкий комендант и показал этот снимок. Протянул фотографию и, ухмыляясь, сказал: „Матка, вот твоя дочь. Возьми на память“. Если бы ты видел, Николка, его лицо! Поэтому я не призываю больше тебя к осторожности. Одного требую как твоя мать – ты их побольше убивай за Веру, за таких людей, как Павел Артамонович. Убивай пулеметами, пушками, бомбами. Хоть винтами своей машины руби…»
– Винтами своей машины, – тихо повторил Демин, сидя возле молчавших ночных телефонов.
Он не сомкнул до рассвета глаз, как и подобало на дежурстве, а утром пошел к своему комэска Степану Прохорову проситься на боевой вылет.
– Ты что, с ума спятил? – добродушно осведомился тот. – Ночь без сна – и в полет! Иди отдыхай.
Но шли бои, жестокие, ответственные, пехота
