были очень живы в сознании.
После душа я втерла в кожу кокосовое масло, и мои пальцы прошлись по тонкому – не толще бумажного листа – шраму на груди. Эд Ширан пел «Город». Я подавила зевок и принялась наносить консилер на темные круги под глазами.
Мелодия телефона известила, что звонит отец, и я включила громкую связь.
– Думал, ты вчера заскочишь взять книги, которые я брал у Линды, чтобы отнести их в понедельник.
– Извини, пап, вылетело из головы. Весь день провела с мамой.
– Как она? – спросил отец.
– Нормально.
Отец с шумом выдохнул, и я почти увидела, как он сдвигает очки и трет переносицу. Такое впечатление, что ему не терпится услышать, что она без него не может, что отчаянно хочет, чтобы он к ней вернулся, но я не могу тешить его ложными надеждами.
– Почему бы тебе самому не спросить ее об этом?
– Это не так просто.
– Это очень просто, если ты ее по-прежнему любишь. Так любишь или нет? Папа, она заговорила о разводе. Ты должен это пресечь, пока не поздно. – Мой голос взлетел вверх.
Последовала долгая пауза, и он переменил тему:
– Я понимаю, Дженна, почему ты хочешь выйти в понедельник на работу, но меня беспокоит, что нагрузка будет для тебя непомерной. По-моему, слишком рано. Почему бы тебе не поработать со мной? Я за тобой присмотрю, и уходить ты сможешь, как только устанешь – никаких проблем.
– Со мной все будет хорошо. Линда и Джон за мной присмотрят. И работать я буду неполный рабочий день. – Этот разговор отец заводил миллионный раз. Я посмотрела на часы. – Мне пора.
– Спешишь в какое-нибудь приятное место? – с надеждой спросил он.
– Рейчел обещала заглянуть. – Мне ужасно не хотелось его обманывать, но от мысли о предстоящей встрече с родственниками донора у меня внутри все переворачивалось, и не было сил разбираться не только со своими чувствами, но еще и с чувствами родителей. Кроме того, я сильно подозревала, что они, как и Ванесса, не одобрят моего шага.
Автобус сначала трясся по городу, а затем выехал на шоссе и стал набирать скорость. За окном овцы щипали изумрудно-зеленую траву, а пасущиеся в поле коровы на таком расстоянии казались ростом с собак-далматинцев. Идиллический пейзаж, зато в салоне воняло дешевыми духами и было слишком жарко. Я встревожилась, что мне не хватит воздуха, и, постаравшись отвлечься от этой мысли, стала успокаивать дыхание. Снова попыталась представить, какой была мой донор. Том – тот человек, которому я писала, – упоминал о ней в ответном письме как о «своей дочери», из чего я узнала, что во мне бьется женское сердце. И мне не терпелось узнать сегодня больше об этой женщине.
Скрип тормозов вернул меня к действительности: на крутом повороте наш автобус подрезал серебристый кабриолет. Шофер нажал на клаксон и резко крутанул руль. Мы виляли по травянистой обочине, и меня мотало слева направо, голову больно колотило о стекло. В груди похолодело от страха.
