style="font-size:15px;"> Он вылез из окна и упал прямо нам под ноги: сильный, очень быстрый, точный в движениях.
Узлы порванной сети волочились за ним – он разрывал их резкими движениями длинных рук, а ногами искал опоры, чтобы вскочить.
Кирьяк прыгнул на него и с короткого замаха сунул ножом в бок.
Умелая расчётливость этой атаки меня ужаснула. Кирьяк не просто был готов биться, он продумал способ. В его прыжке не было ни единого лишнего движения.
Я помнил, мы договаривались о другом. Никаких ножей, никакой крови. Накостылять, проучить. Выбить, может быть, один или два зуба. Но теперь понимал: чёрный бог уже подхватил нас всех, возглавил наш поход – за смертью.
Кирьяк хотел ударить ещё раз, так же и туда же, под руку, в подмышку – но нелюдь отмахнулся, словно оглоблей, и мой рыжий товарищ отлетел; ударился головой о стену; рухнул в грязь.
Пока он летел – за спиной оборотня появился старый Митроха, и двое птицеловов, все с ножами – и успели, каждый по разу, ударить нелюдя в спину, под лопатки.
Он закричал, но в ответ ничего не сделал.
Помню, он выгнул спину и поднял лицо к небу.
Вопль вышел очень сильным – я тут же оглох и потом всю ночь и весь следующий день ничего не слышал.
Потом он присел, оттолкнулся от земли и взмыл, унося на себе обрывки сети.
В темноте я не разглядел всего, я не видел его ударов, я не видел его глаз, я не видел его ран. Я скорее почувствовал и домыслил, чем узрел.
Мощные рывки сильного тела, и собственную беспомощность, и ударивший по щеке лохматый конец лопнувшего шнура.
Кирьяк лежал у стены, живой – шевелил руками, пытался сесть. Нож выронил.
Одноглазому птицелову тоже досталось – он стоял посреди двора и вытирал запястьем кровь, хлещущую изо рта и носа.
В доме послышался ещё один удар, глуше и слабее: старшие сёстры пытались выбить запертую изнутри дверь Марьиной хороминки.
Потом в пятно света под окном медленно упали с неба обрывки сети: как будто нелюдь Финист вежливо возвращал наше имущество.
Сквозь пелену дождя я различил приближение человека, поднял нож: но то был одноглазый птицелов.
Он приблизился, посмотрел на меня, потом на Кирьяка – и проскрипел громко:
– Упустили!
Я не сыскал в себе сил даже кивнуть.
Одноглазый показал мне на Кирьяка.
– Найди его нож, – сказал. – И пойдём. Тут нечего делать.
Мы вернулись в лагерь.
Птицеловы пошли с нами и в очередь вместе со мной и Митрохой помогали идти ударенному Кирьяку.
Я подбадривал рыжего друга, шутил, глумился: вот, говорил, нелюдь тебя в прошлый раз ушиб, и в этот раз добавил: значит, воспринимает всерьёз, как достойного соперника.
Но Кирьяк молчал и за весь путь ни разу не улыбнулся.
Пока шли – буря утихла, дождь ослаб и теперь только сеял; по краю неба показался просвет.
