скамье (кто он был и чем занимался, прокурору тоже не было известно), прожила чуть больше года. И своего сына Юру воспитывала одна. Он производил странное впечатление: близорукий, молчаливый, однако имел атлетическую внешность, хотя спортом вроде и не занимался.
Жена Захара Петровича говорила, что почти все девчонки-старшеклассницы были влюблены в сына Гранской, но он не дружил ни с одной. Его так и прозвали – Печорин. Всегда был один, всегда в стороне. По словам же Инги Казимировны, он весельчак и острослов.
Размышляя об этом расхождении, Измайлов пришел к выводу, что Юра, наверное, вел себя по-разному на людях и дома и его открытость распространялась только на мать. А жили они душа в душу. Если Инга Казимировна задерживалась на работе, непременно звонила домой, предупреждала, причем обязательно ставила сына в известность, когда вернется, через полчаса, час, полтора.
После школы Юрий поступал в МГУ, но не прошел по конкурсу и был призван в армию. Инга Казимировна говорила, что это, возможно, и к лучшему: станет настоящим мужчиной.
И действительно, когда Юрий, демобилизовавшись прошлой осенью, зашел в прокуратуру, Захар Петрович узнал его с трудом. Юра отпустил усы, еще шире раздался в плечах, и в его манерах появилась какая-то взрослость, уверенность. Не пробыв в Зорянске и месяца, он уехал в Москву, чтобы готовиться к новому штурму университета.
Инга Казимировна собиралась в отпуск, наверное, чтобы побыть с сыном. И вот теперь Захару Петровичу предстоял не очень приятный разговор – надо было просить Гранскую принять к производству дела Евгения Родионовича.
Поговорили о конференции, о знакомых в Рдянске. Начал Измайлов издалека:
– Насколько я знаю, Инга Казимировна, в этом году в Москве, кажется, нет международного кинофестиваля?
– Нет, – подозрительно посмотрела на прокурора Гранская, сразу поняв, куда он клонит.
Дело в том, что Гранская страстно увлекалась кино. И, когда в Москве проходил фестиваль, непременно в это время брала отпуск и ехала в столицу. Никакое обстоятельство не могло заставить ее отказаться от этого. Захар Петрович знал увлечение Гранской и в преддверии такого события не поручал ей срочных и сложных дел…
– Значит, нет, – произнес Измайлов, глядя в окно.
– Но в конце сентября неделя французских фильмов, – многозначительно произнесла Гранская.
Наступило неловкое молчание.
– Не тяните за душу, Захар Петрович, – наконец попросила Инга Казимировна.
И Захар Петрович рассказал ей о том, какое отчаянное положение у Глаголева со зрением и что есть единственный, может быть, последний шанс лечь в Институт Гельмгольца, и было бы преступно, по-человечески недопустимо этот шанс ему не использовать…
– Не надо меня уговаривать, – сказала Гранская и невесело усмехнулась. – Кто согласится прослыть черствым, бесчувственным эгоистом… Когда принимать дела?
– А
