с Марией, но её нигде не было. Ни на подоконнике, ни за столом… Она пропадала, если появлялись другие люди.
“Другие люди…” – прозвучал у Артема в голове её голос. – “Другие люди… люди…, но другие… люди.”
– Конечно, – пробормотал Артем устыдившись. – Они другие, но тоже люди. Не такие, как ты… Как я…
– Простите, Артем Александрович, вы текст повторяете?
За его спиной стоял Виктор Тимофеевич.
– Да, Витя… В смысле, нет… -Артем беспокойно оглянулся. – Чего случилось?
– Вы, наверное, знаете уже, что у нас изменения опять в плане и вашу смену перенесли?
Тон у Виктора Тимофеевича был взволнован, полон нерешительности, заботы и невероятной деликатности, а на лице его блуждала застенчивая улыбка.
– Да, мне звонила уже … – Артем защелкал пальцами. – Аня. Аня её ведь зовут? Я все никак не запомню.
– Ага… Там сцены переделали и что-то убрали. Но ваши-то не тронут. – Витя замахал руками, показывая, что сама мысль о том, что у Артёма могут сократить сцены кажется ему абсурдной.
Впрочем, Артем уже знал, что сцену все-таки сократили, ему по этому поводу уже звонили.
– Просто Марта Борисовна спрашивает, взять ли вам билет на поезд, раз смена переносится? – Виктор Иванович в очередной раз улыбнулся. – В смысле, она просила, чтобы я спросил у вас, надо ли вам взять билет на поезд?
– Нет, Витя, я останусь в Питере…
Виктор Тимофеевич, не изменив ничего в лице, продолжал смотреть на Артема.
– Витя, мне не обязательно сейчас ехать домой, я останусь.
– Останетесь? – переспросил Виктор Тимофеевич. – Ну тогда я не буду брать билеты?
– Нет, не надо.
– Ну, ладно, тогда. Я вам тогда скажу, когда они разберутся с КПК. Я вам тогда Артем Александрович позвоню… – Витя ещё раз вздохнул. – Или Аня позвонит.
– Хорошо, Витя.
– Или Руслан … – Виктор Тимофеевич ещё раз вздохнул. – А вы тогда здесь будете ждать?
– Да.
Неизвестно сколько ещё мог продолжаться этот разговор, но на кухне появился Сергей Дмитриевич и Артем получил возможность уйти, объяснив свой уход нежеланием мешать. С ноутбуком под мышкой, не торопясь, он брел по коридору, заглядывая, по привычке, в каждую комнату. Его была самая дальняя со стеклянной раздвижной дверью. Положив компьютер на кровать, он присел рядом и задумался. Что-то не давало ему покоя. Вырезанная из сценария сцена? Появление соседа? Нет, было что-то ещё… Может быть Мари? Она выбежала из дома, продавать табакерку старого Огюстена.
“Грязь на улице замерзла или высохла, и она могла бежать, не боясь наступить в лужу. В голове её звучали напутственные слова “береги эту вещь Мари! Никому не давай её в руки. Даже папаше Кошену, пока не получишь от него сотню франков! Помни, в этой табакерке наша последняя надежда…” И бедняжка маленькая
