отворотный камень как же? Мимо него никто не может пройти.
– Я могу, – Джон наклонился к уху Василисы и что-то прошептал ей.
– Хитрый ты! Сразу видно, что дикарь, – сказала Василиса, – да уж ладно, никому не скажу. Ваньке разве только. С какого края ты его перепрыгиваешь.
– Женатым да замужним там нельзя купаться, – с убеждением сказал Джон. – Там не только камень, и вода отворотная.
Василиса задумалась и перестала жевать яблоко.
– А что это у тебя пенка розовая? – спросил Джон, забирая из руки Василисы ложку и пробуя варево.
– Бруснику добавила, – ответила Василиса, продолжая о чем-то думать.
Потом тряхнула головой:
– Перестань по котлам лазить! И что это ты в гости с пустыми руками пришел!
– Да нет, не с пустыми, – Джон полез в карман, – смотри, какой гребешок, – русалки подарили. В старину царевна утонула, от нее остался.
– Тоже, наверное, отворотный? – усмехнулась Василиса.
– Точно, русалки так и сказали. Заболит что-нибудь, или горькие мысли найдут, поскоблишь больное место, или причешешься, все и пройдет. Только злоупотреблять нельзя. Особенно с расчесыванием.
– Так уж и быть, заслужил. Снимай пробу! – сказала Василиса, пряча гребешок в карман.
Джон полез ложкой в котел и на минуту пропал в облаке душистого пара.
– Василиса снова задумалась, потом оглянулась на дом. Дернула Джона за штаны.
Джон плюхнулся обратно на скамейку.
– Ух. Объеденье!
– Если еще хочешь, то… – Василиса нагнула его голову и в свою очередь что-то зашептала в черное ухо.
– Три литра, – сказал Джон, освобождаясь от цепкой руки Василисы.
– Литра хватит!
– Два литра варенья и яблоко! – Джон сорвал с ветки над Василисой яблоко и вскочил:
– Я мигом!
– Рубашку-то оставь, – сказала Василиса, – что туда-сюда таскать?
– Верно, – Джон положил рубашку на скамью и быстрым шагом скрылся за кустами смородины.
– Дзинь, – звякнул колокольчик у калитки.
На крыльцо вышел Иван. Василиса оглянулась на него и переложила рубашку Джона на другой конец скамейки.
Иван подошел, сел рядом.
– Раскраснелся-то как, – сказала Василиса, доставая расшитый платок и вытирая лицо Ивана.
– И глаза-то совсем осоловелые. Тяжко?
– Тяжко, – вздохнул Иван, – осоловеешь тут. На Бате лица нет. Даже Прохор молчит. А Марья Моревна ничего, держится.
– Мы, бабы, такие – стойкие, – сказала Василиса, – хочешь попробовать?
Иван с минуту молчал, потом встал:
– После попробую. Пойду, разомнусь.
Иван пошевелил плечами и ушел в сторону сарая.
Василиса сунула ложку в котел, попробовала варенье, и пару раз стукнула ложкой по краю, убавляя температуру. На каждый удар котел отвечал: "Понял, не дурак".
Со
