людей. Ничего. Помню только вокзал. Казалось, ничем не примечательное сооружение, а затмил он в моем сознании целый городок со всеми его достопримечательностями. Как-то очень уж ярко он запечатлелся в моей памяти, я так отчетливо вижу его перед собой! Даже сейчас, когда прошло, кто знает сколько времени.
Вокзал. Открытые двери. Левая створка каким-то чудом держится на одной уцелевшей петле. Легкий ветерок покачивает ее и она издает столь отвратительные истошные звуки, что хочется отойти подальше и не видеть как она свалится на голову какому-нибудь «счастливчику». А вот там же перед аварийной дверью три колонны поддерживают треугольный портик. В центре него расположился стандартный барельеф – профиль Ленина. Вылеплен он мастерски, смотрится здорово, да только кто-то излишне политизированный, а скорее просто один из массы местных бездельников обрызгал его красной краской. И не лень же было!
Наверное, так и должно было быть. Перрон выглядел ничуть не презентабельнее вокзала. Похоже на то, я попал как раз под реконструкцию (ее первую фазу, разрушительную), часть асфальта была снята, а земля под ним изрядно перерыта. Мелькнула мысль: «Хорошо, если мой вагон окажется в другой, все еще нетронутой части. В противном случае, за те две минуты, что поезд стоит, можно только ноги сломать и вместо уютного купе оказаться ничуть не уютной больничной палате…».
Единственным человеком, который убивал время в ожидании поезда, был я. Вернее, единственным человеком в окрестностях вокзала был я. Никого вокруг. Вообще, куда ни глянь. Ни на перроне, ни в открытом и покинутом газетном киоске, ни в зале ожидания. Я дважды заглядывал туда, рискуя быть придавленным дверью. Там тоже никого не было. Даже в окошке кассы, в которой я еще вчера покупал билет, было пусто. Непонятно, может жители этой самой Баштанки в отличие от меня не любили путешествия, потому сторонились вокзала, а может, всему виной то, что пришла пора собирать арбузы, вот они все и на баштане? Загадка!
Громкоговоритель, рупор, висящий над поскрипывающей дверью, громко прокашлялся. Из его недр вылетел ошалелый воробей и с испугу попытался чирикать. Вслед за ним вывалился сгусток из перьев и веточек. Что тут скажешь, не лучшее место он выбрал для гнездовья!
Не давая возможности воробью прийти в себя, из рупора послышался удивительно печальный женский голос. Он тяжело вздохнул и грустно сказал:
– Пассажирский поезд, сообщением Одесса-Киев прибывает на первый путь. Нумерация вагонов с хвоста… – громкоговоритель приглушенно покашлял и еще более грустно добавил: – Головы поезда.
Я растерялся. Где находится загадочный «хвост головы» я не понимал, потому вежливо спросил у печального голоса:
– Откуда?
Ответа не последовало, зато на горизонте показался локомотив. Он, а вслед за ним и сам состав, быстро приближался. Я пожалел о том, что у меня второй вагон, а не какой-нибудь восьмой, к примеру, тот должен быть примерно посредине. Было бы куда проще, а так… словом, хочу я того
