или не любить сами вкусы. Как говорит Смолл, это дает нам преимущество – «мы приучаемся любить доступную пищу и избегать пищи определенных видов, а не целых классов питательных веществ». В юности она однажды попала на праздник в родном городке Виктория (в канадской провинции Британская Колумбия). Вместе с университетскими друзьями она выпила не один «Малибу» с «Севен-Ап» – а это на редкость приторная смесь сахара с кокосовым ромом и цитрусовой газировкой. «Прошло уже двадцать лет, – вспоминает она. – Я до сих пор не выношу даже намека на запах кокоса, даже в лосьоне для загара! У меня просто голова начинает кружиться».
С помощью сложной цепочки мозговой активности, рассказывает она, мы познаем «вкусовые объекты» – возникает «перцептивный гештальт» тактильных, вкусовых и обонятельных ощущений от всего, что мы едим. «Мне от этой пищи стало плохо? Эта пища придала мне сил? Вы усваиваете предпочтения на основании вкусового объекта в целом». Вкусовой объект сам по себе «создается» целой сетью нервной деятельности, описываемой как «распределенная цепь, включающая представления об обоняемых объектах на уровне нервов, а также однородные клетки вкусового восприятия, однородные оральные соматосенсорные клетки, сложные клетки и «связующий механизм». Вы не просто «пробуете» клубнику – она фактически начинает существовать в вашем воображении.
Кофе – реальное вещество – ничуть не менее горек и в сотый раз после того, как мы впервые его попробовали. Но что-то происходит. «Кофе превращается в «кофе», – говорит Смолл. – Мозг узнает, что кофе – это не сигнал потенциальной опасности». Многие, начиная пить кофе, добавляют в него то, что нам нравится: молоко и сахар. Эти вещества не только снижают горечь, но и помогают выстроить позитивные ассоциации с кофе. Связь здесь односторонняя, отмечает Джон Прескотт: мы не приучаем себя любить сахар, выпивая чашку кофе, мы приучаем себя любить кофе, добавляя в него сахар. Добавьте сюда внутренний сигнал после попадания в организм кофеина, и вот он, любимый напиток – любимый почти вопреки нашим собственным предпочтениям. Можно подумать, что получаемое от кофеина или от спирта удовольствие само по себе достаточно для объяснения, почему нам рефлекторно нравится кофе или виски. Но почему бы тогда просто не добавить эти вещества в то, что нам и так нравится? Почему то, что меньше всего нравится при первом знакомстве, становится тем, что люди любят больше всего?
Должен быть какой-то момент, когда наша антипатия перерастает в симпатию. Смолл попыталась вычислить его в системе неврологических координат. В одном из экспериментов она предлагала участникам исследования попробовать напитки с новыми вкусами, не содержавшие калорий. Через несколько недель она добавила к одному из вкусов калорийный, но безвкусный мальтодекстрин. Несмотря на то что определить присутствие мальтодекстрина испытуемые не могли, содержавшие его напитки нравились им больше. Как и в исследованиях Пелчат
