сердце глухое отчаянье, когда передал запыленный воин изустное послание от верного человека из Мамаевой Орды.
– И сказал-де Мамайка: помогу тверскому улуснику супротив Митьки. И ругал‑де тебя, княже, поносно, поелику не везешь татарам ордынского выхода. А ярлык тот на великое княженье повез ближник Мамаев – Ачи-Хожа. А с ним сурожский гость Некомат, – закончил гонец.
– А Вельяминов? – вопросил оправившийся Дмитрий.
– В Орде остался, яко великий боярин тверской.
– От Каин! – со злобою сказал Бренко. – Как земля такого носит?
– Бородка Минина, а совесть глиняна, – поддержал его Боброк.
– Что еще переказать велено? – Дмитрий повернулся к гонцу.
– Мнит слуга твой верный, что не возможет Мамай большою ратью подпереть тверского князя. Хан Магомед, коего темник из своей руки на престол вознес, ныне на благодетеля зубы точит. С другого боку не дают Мамаю покоя заяицкие ханы да владетель Астороканского улуса Хаджи-Черкес. Не до Руси Мамаю – со своей бы вотчиной управиться!
Отослав воина, князь положил руку на плечо Боброку:
– Верно сказал гонец. Ан и ты такоже мыслил! А с походом на Тверь повременим. Поглядим, что с тем ярлыком Михаил сдеет. Авось одумается!
– Черного кобеля… – досадливо сказал Владимир Серпуховской.
– Отмоем, брат, добела отмоем! – улыбнулся Дмитрий. – А буде надо, и с кожей вместях коросту гордыни тверской отскоблим. Пора унять, довеку унять того резвеца!
– Подручные все повещены, княже. Мнится, и Новгород посторонь не будет, и князья нижегородские, – перечислил Бренко.
– Не попустить бы Ольгерду с Михаилом сложиться, – вставил Боброк.
– Не попустим! – твердо отмолвил Дмитрий. – Достанет силы и литовский рубеж запереть. Будем полки готовить, братие. То не мне – земле русской надобно!
И не знали тогда еще на Москве, что в тот час, когда спрыгнул у ворот Кремника со взмыленного коня тревожный вестник, на смоленые доски тверской пристани торопливо шагнул долгожданный купец Некомат. Да и не генуэзца тароватого здесь ждали, а малый кусок пергамента с вислой свинцовой печатью, что в шемаханской резной шкатулке, не доверяя никому, покоил под мышкою клятый выворотень. Как сладкую мозговую косточку, держали ордынские ханы под рукою ярлык на великое княжение Владимирское. Главную хитрость – вовремя кинуть ту приманку голодной своре русских князей – Мамай ведал крепко! Пусть катаются рычащим клубом в пыли, пусть перехватывают друг другу хрипящие глотки и выпускают из ненасытных утроб дымящиеся кишки. Пусть проглотит добычу самый удачливый, но ослабнет он в кровавой схватке и приползет, виляя хвостом, к стопам татарского хозяина, чтобы служить ему верой и правдою. Так мыслил Бату-хан, так мыслит Мамай. Инако мыслит Михаил Тверской. Да и кому охота, даже на брюхе полозя, мнить себя псом, вылизывающим ордынские сапоги!
«Возродится
