style="font-size:15px;"> Каждый думает о Москве. Москва – сейчас самое главное. Удержать! Не пропустить врага! Не отдать столицу!
От нашей платформы до Москвы всего час езды. Там, в Москве, у лейтенанта Замятина жена и сын. У сержанта Гаврилова мать. У машинистки Ани Гавриловой – тоже мать. И еще у кого-то живут в Москве родные и близкие. Как они там, жены, матери, дети? И вообще, как Москва?
Сегодня всем москвичам разрешено увольнение до двадцати трех ноль-ноль. И хотя у меня в Москве никого нет, и меня там никто не ждет, я тоже получаю увольнительную. Велико желание увидеть столицу. Увидеть и понять: выдержит ли она? Выстоит ли?
Электричка идет в Москву. За окном мелькают платформы, перелески, заснеженная гладь полей. Вроде ничего и не изменилось, вроде все, как было до войны. Зато в вагоне электрички признаки войны налицо: серые ушанки, ватники, солдатские мешки, шинели и винтовки. Суровые лица, сжатые губы, глубокие складки между бровей. И скупые разговоры:
– У Красных ворот вчера «Юнкерс» сбили.
– А у Никитских фугаска упала и не взорвалась.
– Наверно, и у них есть сознательные.
– Держи карман шире! Все они – гады!
– Нет, почему же все? Есть же у них социал-демократы, коммунисты? Рот-фронт, Роте-Фане…
– Болтовня! Фашисты! Всех их, гадов, нужно стрелять!
– Но почему всех, почему?!
– А потому! Они спрашивают у тебя – стрелять или не стрелять?! Все они одинаковы! Всех их!..
– Болтовня. Разговорчики. Вот из-за этих разговорчиков и допустили немца до Москвы. А теперь куда отступать? На Урал?
– Эт-та кто на Урал?! Ты, гад?!
– Врежь ему по шее, Васёк. Чтоб до Урала помнил!
А что? Наверно, и «врежет». Народ сейчас злой. Вон поволокли кого-то в тамбур. Не иначе как будет мужской разговор. А женщины толкуют о житейском:
– Вчерась Нюське Громовой похоронную на мужа прислали…
– А седьмой талон, говорят, хозяйственным мылом отоваривают. Не слыхала, кума?..
– Похоронная пришла на мужа-то, а сама уже неделю как преставилась. Господи! Да кабы на войне… На окопах…
– Намедни слыхала, будто на третий талон заместо подсолнечного касторку дают. На кой она?
– Господи! Как в гражданскую. Скоро ли все окончится?..
– Скоро, мамаша, скоро!
– Еще маленько споем «Если завтра война» да шапчонки все перекидаем. Больше нечего! Эх, пропели Расею!..
– Я те пропою! Подпевала!
Тяжелый кулак повисает перед чьим-то красным носом.
– Расея, она – вот! – Кулак разжимается. – Во! Какой ни отдай – все одно, больно! А ты – Расея… Не отдадим!
– Граждане! Электричка дальше не идет!
– Господи! Да мне ж до Сортировочной. Как же теперь, гражданочка?
– Под ополченцев, мать, вагоны. Понятно?
– Да нешто я против? Понятно, доченька, понятно.
