Ушел со своей сотней налегке о дву-конь, самое ценное захватил и ушел. Испугались мрази приговора окончательного.
В тишине явственно хрустнули костяшки намертво сжатого княжьего кулака. Не веря ушам, Иван воскликнул:
– Значит, нашлась Любаня?!
Вместо князя ответил один из ближних бояр:
– Может, и нашлась… А может, просто ярости Менгу испугались и брата своего решили таким образом из-под удара вывести. Кто теперь скажет?
– Как кто? Грикша! Десятник?!
Боярин ответил не сразу. По тяжелой, затянувшейся паузе Иван почувствовал неладное. По спине пробежали мурашки.
– Порубили они всех. Завели в сарай с полоном и… со спины кучей набросились, никого не пощадили. Да и пленных почти всех посекли.
Иван почувствовал, как пол уходит из-под ног. Мгновенная радость сменилась таким страшным известием, что он едва не присел на скамью.
– Посмотреть… можно?
– Чего ж нельзя? Живые внизу сейчас, кормят их. А мертвые… мертвые там пока лежат. Отпоют и захоронят всех разом, кого родные не заберут. Такие вот дела, паря!
– Так почему ж не догнали, не посекли нечисть?!
Великий князь гневно сверкнул очами и неожиданно хлопнул кулаком о выскобленную до белизны столешницу.
– Кого учить вздумал, смерд?!! Забыл, кто перед тобой?!
Резко встав и не обращая более внимания на вновь преклонившего колени Ивана, он бросил боярину:
– Дотолкуешь с ним! Тяжко мне, Василий, ох тяжко!!
…Незадолго до этого произошло следующее. Узнав о дикой смерти своих дружинников, разгневанный Михаил лично бросился на татарское подворье. Но смог увидеть лишь страшную картину смерти и погрома. Вгорячах приказав послать конных вдогон, он все же вспомнил, что реальным хозяином и повелителем стремительно удиравших сейчас в сторону Волока Ламского татар был хан Менгу, затворившийся в своем тереме.
Пришпорив горячего коня, князь почти без охраны поспешил назад в город. Вскоре с низкими поклонами слуги баскака отворили ему двери в ханские покои.
Менгу сидел на подушках, по восточному обычаю скрестив под себя ноги. Это был монгол старой закваски, не погрязший подобно большинству ордынской знати в роскоши, неге и шелках. Не поднимая глаз, он жестом указал Михаилу на место подле себя.
– Все знаю, князь, – тихо проговорил он. – Пусть они уходят…
– Но ведь ты сам говорил…
– Ярость – дурной советчик, князь. Что скажет Тохта, когда все узнает? Что Русь начала сечь и казнить его нукеров без страха и оглядки? Что старый Менгу за серебро и рухлядь твои забыл, для чего он в Твери сидит? Тогда первой моя голова слетит, не их! Или ты хочешь, чтоб здесь сидел другой посол? Не старой монгольской веры, как я, а ставленник набирающего силу мусульманина Узбека?
Нет, этого Михаил не хотел! Живший более года в Твери Менгу был хозяином, но хозяином покладистым и справедливым.
