живых со дня Каталаунской битвы. Ну, и я, конечно, самозванец хренов! А ведь явно что-то разглядел, вон как пот потек, да лицо бледнеть начало. Шо, брат Ульрих, не ожидал?! Сейчас тебя до самой задницы продерет! Ты еще в мое лицо вглядись!»
Видимо, у майора на секунду открылся дар телепатии или внушения по методу легендарного Кашпировского – но рыцарь поднес свечу прямо к раскрытым глазам Андрея и долгую минуту вглядывался в его черное от «мазута» лицо.
«Что, брат, доходит?!»
Он держался невозмутимо и строго, ибо боялся хихикнуть – глаза брата Ульриха медленно выпячивались из глазниц, рыцарь даже пару раз потер свои очи, словно был не в силах осмыслить увиденное, а массивная челюсть стала отвисать от изумления, если не сказать крепче, раскрыв безупречно сохранившиеся зубы.
– Боже мой! Командор фон Верт!
Стоявший за спиной рыцаря Дитрих, тоже почтенных лет крестоносец, никак не младше по возрасту самого Андрея, схватился левою рукою за грудь и спустя секунду, не в силах устоять на ногах, уселся прямо в бадейку. Хорошо, что кипяток из нее был вылит раньше, а то бы бедолага обварил бы себе пятую точку.
«А мужик явно второй срок служит, еще до Каталауна в орден вступил и настоящего фон Верта видел. Вона его плющит и таращит, бедного, как отца Павла в первый раз!»
– Брат Андреас! Хранитель…
Рыцарь наконец поверил собственным глазам и впал на добрую минуту в столбняк, мотая головой, как гужевая уставшая лошадь, сам боясь поверить в увиденное.
Затем неожиданно встал перед бочкой на колени и, к великому удивлению Андрея, с видимым почтением поцеловал его грязную ладонь, лежащую на краю бочки.
– Прости, брат, не признал…
– К-ха! К-ха!
Тошнота подступила к горлу, Андрей почувствовал резкий запах «мазута». Он мучительно закашлял, его снова вырвало. А затем кашель навалился снова, но другой, хрипящий – следствие долгого нахождения в гибельной ледяной купели.
– Дитрих! Баб сюда зови! Быстро согреть его светлость! Горячего вина с корицей и перцем. И мед разогрейте! Горчицу приготовить для растирания! Быстро!
Брат Ульрих все понял правильно и сразу принял неотложные меры. По его лицу промелькнула тень ужаса, причину которой он разъяснил дрожащим голосом:
– Как бы тебя лихоманка болотная не пробрала, брат-командор! Не сгорел бы ты, простыл сильно! Нет-нет, ничего мне не говори, побереги горло! Сейчас тебя помоют и разогреют!
Приказы рыцаря были исполнены молниеносно. Через несколько секунд в комнатенку вбежали три бабенки, по всей видимости, мывшие его раньше, когда он находился в беспамятстве. Одна лет сорока, худая, как шпалина, некрасивая, даже страшненькая, а вот две помоложе, лет 25–30, одна статная, а другая пухлявая, в домотканых, до пола рубашках. Причем мокрых, которые не столько скрывали, сколько подчеркивали все округлости и выпуклости.
– Тереть его светлость без передышки. Водой горячей постоянно мыть! Сильно
