к себе. И она видела – он тоже не остался равнодушным. Он старался отвлечься, говорил, делал распоряжения, поздравлял, но его глаза… Она чувствовала, видела – они то и дело обращались в ее сторону, он был взволнован, он весь светился радостью. Конечно, за общей суматохой, весельем и похмельем это можно было принять за естественное состояние человека, чей брат женится, но она-то знала, в чем тут причина. Тогда же она заметила, что еще одна женщина поняла это – та, кто знала его лучше многих других, – его мать. Мария Ярославна почувствовала неестественное состояние сына, проследила за его взглядами и догадалась, что с ним происходит.
Конечно, в тот день Феодосия постаралась быть красивой. Еще дома, думая об их будущей встрече, она заказала для себя дорогое, нарядное платье и сама расшила его искусным узором и лучшими, оставшимися еще от матушки, каменьями. Она перетянула свою тонкую талию широким поясом, серьги ее – длинные и сверкающие – подчеркивали красоту шеи. На голову надела диадему – одного комплекта с серьгами – княжна могла еще позволить себе не закрывать волосы. Ну и, конечно, постаралась искусно подкраситься, хотя волнение украшало ее, конечно же, больше всяких красок. Щеки пылали, глаза светились радостью. Она видела, что мужчины засматриваются на нее, но это лишь мешало и смущало, ей хотелось остаться наедине с Ним.
С трудом дождалась Феодосия той минуты. Поздно вечером, когда гости угомонились, он пришел к ней. Она впитывала его ласки, которые возмещали все ее полугодовалое одиночество и тоску беспросветную, снова думала, что они скоро расстанутся, но боялась и слово молвить о том, чтобы вновь не огорчить его и не лишить себя и того, что есть, хоть и редкого, но единственного счастья. Лишь несколько вечеров были они тогда вместе, и она вновь вернулась с братом в Рязань. Государь ни слова не сказал ей об их будущем, ничего не обещал, не удерживал. А потом княжна рассказала все Анне, та слушала ее, жалела. И посоветовала выйти замуж за кого-нибудь, родить детей.
– Вот увидишь, – говорила она вполне искренне, – ты забудешь брата, найдёшь свое счастье в новой семье, перестанешь терзать себе душу. И у него эта блажь пройдет. Ну а позор твой как-нибудь прикроем, не волнуйся!
Но Феодосия не могла представить себя рядом с кем-то чужим, не хотела.
И вот новая встреча. Они уже неделю были в Москве, но великий князь лишь дважды смог прийти к ней. Накануне она ждала его почти всю ночь, не задувая свечи, но он так и не появился. Видимо, так уставал, что было не до нее. А может, уж не любил, как прежде? Да нет же, она видела, чувствовала, что еще любима, что он дорожит ею, но сомнения нет-нет да и терзали ее душу.
Как обычно, перед сном Феодосия распустила по плечам свои густые светло-русые волосы, расчесала их и, чтобы не падали на лоб, по привычке надела на голову обруч. Она уже помолилась и готовилась раздеться, но задержалась на минуту, чтобы оглядеть свое отражение в зеркале. Поверх сорочки на ней была одета просторная опашница из
